Торир. Рыжебородый

Резник Майкл Даймонд

— Да, — согласился Тармен.

— Значит, ты можешь разорвать эти цепи, когда пожелаешь?

— Точно, — сказал Тармен, напрягая свои огромные мускулы. Цепи затрещали и, лопнув, упали на пол.

— Теперь, когда ты выполнил свое задание, ты должен убить меня и, выйдя отсюда, вернуться в Метро.

— Я верю, что вы оценили ситуацию совершенно верно, — сказал Тармен, направляясь к Барону.

— Джошуа! — завопил Крастон. — Закрой дверь!

Чуть позже он услышал, как хлопнула дверь, и тогда, поднявшись со стула, обнажил меч.

— Ты не можешь видеть в темноте, — сказал Барон, передразнивая Урода. — Конечно,

и я не могу, но я двадцать лет прожил в темноте. Я знаю, где ты, Тармен. Я слышу твое дыхание, я чую пот твоего тела. Ты — мертвец. Дверь этой комнаты не откроется снова до тех пор, пока ты не вздохнешь в последний раз. Подумай об этом, Урод, ожидая удара, который свалит тебя.

Барон говорил с определенной целью. Он надеялся, что Тармен двинется на него, пока его слова заглушают движение Урода. Неожиданно Барон замолчал. По слуху слепец определил местоположение Урода. Крастон стал медленно приближаться, держа меч высоко над головой. Потом, решив, что находится в пределах достигаемости, он со всей силы обрушил меч на голову Урода. Тармен рухнул, как скала.

— Джошуа!

Дверь открылась, и вошел Джошуа, держа факел в руке.

— Урод мертв, Барон. Его череп разрублен надвое.

— Конечно, он мертв, — раздраженно сказал Крастон. — Точно, как запланировал Кол.

— Боюсь, что не соглашусь с вами, господин, — удивленно сказал Джошуа.

— В сложившейся ситуации есть что-то очень неправильное, — заметил слепой Барон. — Я знаю что, но не знаю почему.

— В самом деле не понимаю, о чем вы говорите, господин, — признался Джошуа.

— Джошуа, я обычно всегда соглашался с тем, что у тебя больше мозгов, чем у Джеральда. Теперь я удивляюсь, — Джошуа внимательно посмотрел на Барона. Не слыша ответа, Крастон терпеливо продолжал: — Тебе, Джошуа, приходило в голову, что Гарету Колу не нужен Тармен, чтобы отыскать в Ступице Донахью, что он может сделать это быстрее с помощью огненных птиц?

— Должен признать, что это так, господин.

— Теперь рассуди, кого… или что, если тебе так больше нравится… он посылает к нам — существо, лишенное эмоций, которое ничего не чувствует. Оно не испытывает чувства голода, жажды, не чувствует боли. Это тебе что-нибудь говорит?

— Ничего, — сказал Джошуа, — кроме того, что он послал Урода, которого нельзя пытать, чтобы выведать секретную информацию.

— Превосходно. Он посылает нам жертвенного агнца — Урода, чей единственный долг сказать то, что он сказал, а потом быть убитым. На какой-то миг, я даже подумал, что моя жизнь и в самом деле в опасности.

— Вы снова запутали меня, господин, — сказал Джошуа, еще больше сбитый с толку.

— Ты точно все сказал, Джошуа… Гарет послал человека, которого нельзя пытать, чтобы добыть секретную информацию.

— Но мы-то добыли ее, — запротестовал Джошуа.

— Я добыл,- поправил Крастон. — Но я ее узнал не у Тармена. Или, по крайней мере, не напрямую. Никто не может заставить Гарета или его слуг сказать что-то, чего они говорить не хотят. Звучит парадоксально, с тех пор как известно, что силы гнусного колдуна имеют свои границы.

— Вы хотите сказать, что Гарет не посылал Тармена высматривать Донахью?

— Конечно, нет! Гарет послал его сюда для того, чтобы мы думали, что Донахью поблизости.

— Разве нет?

— Нет. Кол пытается обмануть нас, заставить ждать Урода на

границах Ступицы, в то время как Донахью где-то в другом месте готовится…

— Готовится к чему? — спросил Джошуа.

— Не знаю. Но это должно быть очень важно для Гарета Кола, раз он прикладывает такие силы, чтобы заставить нас не искать Донахью.

— Тогда какой наш следующий шаг?

— Не уверен, что нам следует предпринять, — сказал слепой Барон. — Мы отнесем труп Урода назад и оставим его у реки, прикрепив к нему письмо. Так мы бы поступили, если бы план Гарета сработал, а я не хочу разочаровывать колдуна. Потом мы попытаемся вычислить, где может находиться Донахью и, что более важно, чем он собирается заняться.

— А что еще мы станем делать, господин?

— Все. Я не удивлюсь, если и сам Донахью знает о происходящем не больше нашего, — сказал Барон, наполовину обращаясь сам к себе.

Глава 22

Провиденс война обошла стороной. Или, скорее, ни одна из бомб не попала в город. Радиация, однако, оказалась смертоносной для населения, и, до того как город стал снова обитаемым, столетием позже, большая часть его коммунальных удобств была разрушена. Оставшиеся в рабочем состоянии отказали к тому времени, как новые обитатели сообразили, зачем те нужны.

Теперь город выглядел живым анахронизмом — лабиринтом из стали, кирпича и бетона, где жили Люди, не понимавшие разницы между различными районами и в еще меньшей степени сознающие, чем Провиденс был раньше. Сразу после войны на руинах расположилось двадцать фермерских хозяйств. Все городское население, за исключением какой-нибудь сотни пришлых, было потомками тех двадцати семей. Число жителей росло медленно, и сейчас в городе обитало всего две тысячи Людей. Если бы население сильно возросло, то часть Людей могла пожелать превратить в столицу механических сокровищ давно умершую метрополию, ведь не появилось еще зерна, которое росло бы на бетоне, и местным жителям все время приходилось возвращаться на поля. Они жили в городе ночью, а днем работали в полях, за городом. Крастон знал о том, как обстоят дела в Провиденсе, Так же как и другие Бароны, он не мог объяснить, почему те не развиваются на манер Ступицы. Объяснения его были чисто академическими, а существование города и его нынешнее состояние являлись неопровержимыми фактами.

Множество кварталов, древних и осыпавшихся, полностью опустели. Другими пользовались время от времени. Ранние поселенцы, очевидно, не знали письменности, потому большинство библиотек пустовало. Их содержимое было сожжено в печках в первую же зиму. Там, где были выбиты окна, помещения тоже пустовали. Люди постепенно переселились в те здания, которые лучше сохранились.

Уличное освещение, некогда полностью автоматизированное, включающееся с наступлением темноты, давно не работало, и Донахью с Алатой смогли невидимками пройти по центральным проспектам города. Рыжебородый, болезненно чувствовавший себя на открытом пространстве, быстро пришел в себя. Его шаги разносились эхом, но не было вокруг никого, кто обратил бы на них внимание, хоть и прошло много времени, прежде чем он и Алата нашли маленькую квартиру, соответствовавшую вкусам Донахью. Стены осыпались, окна были выбитыми, лестницы обвалились. Урод был уверен, что никто не станет высматривать их тут, когда есть много мест и получше.