Торжество на час
Шрифт:
Мучимая совестью, Анна все-таки не желала смотреть правде в глаза.
— Ах, вероломный! — пробормотала она по-французски.
— Потом королева как будто вспомнила, что они не одни, а перед лицом суда. Она поднялась, посмотрела прямо ему в глаза и, возвысив голос и призывая Бога в свидетели, просила короля подтвердить, что она была девственницей, когда он взял ее в жены.
Норрис подошел к окну и стал молча смотреть на серые воды Темзы. Казалось, он также забыл, что не один в комнате. Он был молод и добр, и его собственная мать была в возрасте Екатерины.
Чтобы
— А король? Что ответил король?
— Ничего.
— Ничего?! Ты хочешь сказать, что он не использовал такой возможности — опровергнуть это перед судом?
Норрис повернулся и посмотрел на нее. Он впервые видел ее такой напряженной и суровой.
— Может быть, он не имел оснований? — предположил он.
У Анны вырвался стон отчаяния.
— Но он должен был сказать хотя бы что-нибудь, сделать что-нибудь.
— Никто ничего не сделал, кроме королевы. Она подозвала одного из своих придворных, оперлась на его руку и покинула зал.
— И никто не остановил ее?
— Король пытался остановить. Я думаю, он понял, что весь христианский мир отвернется от него, если суд признает ее неправой в ее же отсутствие. Он приказал вернуть королеву. Должно быть, она хорошо расслышала его слова, но не вернулась, даже не оглянулась. Это она, которая никогда в жизни не перечила ему, выказывая лишь послушание и уважение…
— Говори по сути дела. Остальное мне не интересно, — небрежно заметила Анна.
— В эту минуту в ней было столько величия, что мы все вдруг вспомнили, что она — дочь великой Испании. Не спеша, в сопровождении двух фрейлин и двух епископов она прошествовала к тем огромным дверям, которые ведут в Брайдуэлский дворец. Никто не посмел остановить ее. И тяжелые двери закрылись за ней. Как будто она уходила из жизни короля и уходила непобежденная, гордая.
С тех пор, как он стал пажом, Хэл Норрис всегда жил при короле. Он восхищался его доблестью, пользовался его расположением, щедростью. Он был предан королю, но то, что он увидел и услышал сегодня, так потрясло Хэла, что он не мог скрыть своего сочувствия и восхищения королевой.
— Нэн, мне кажется, королева все еще любит его, — сказал он, пытаясь разобраться в нахлынувших чувствах, — но, когда она обратилась к нему с таким вопросом, а Генрих не ответил, я думаю, она впервые почувствовала к нему презрение.
Анна слушала его молча. Глазами собеседника она как будто наблюдала за разыгрывающейся драмой, героиней которой была не она. Эта драма — Анна не могла не признать этого — оказалась слишком значительной по сравнению с ее собственными жалкими потугами. Без сомнения, Екатерина поражала величием, и в душе Анна завидовала ей. Иметь возможность уважать себя — это стоит много.
Но вслух Анна лишь презрительно заметила:
— Слава Богу, она ушла наконец с дороги Генриха.
Таким образом, легатские переговоры, на которые Анна возлагала большие надежды, не принесли им всем ничего, кроме позора.
Кампеджио испросил разрешение отбыть в Рим на ежегодные осенние каникулы. Екатерина
И вот теперь король, Анна и весь двор ожидали визита итальянского кардинала в Грэфтон.
— И чем скорее он уберется восвояси, тем лучше, — ворчал Генрих, которому пришлось из-за визита кардинала отказаться от охоты. Он ни разу не упомянул о прошедшем суде, но как бы велико ни было его разочарование результатами деятельности легата, политики ради он не мог показать своего настроения папскому посланнику. Другое дело — английский кардинал. Но тот, хотя и был могущественным Уолси, на прием в честь итальянского кардинала официально приглашен не был.
— У нас здесь просто нет места для него и его огромной свиты, — сказала Анна, когда поняла, что Генрих все-таки намерен послать Уолси запоздалое приглашение. — Может быть, наш славный Норрис найдет для него помещение где-нибудь поблизости?
И так великий кардинал Англии, поражавший весь мир поистине царственным величием, вынужден был поместиться в захудалой местной гостинице. Ожидая назначенного часа приема у короля, он мог углубиться в размышления о постигших его несчастиях.
Никто в этой стране не работал на ее благо так много, как он. Деньги, время, здоровье — все было принесено на алтарь служения королю и отечеству.
Уолси родился в простой, незнатной семье, но упорно шагая по тернистой стезе каждодневных трудов и лишений, добился признания со стороны королей, снискал уважение известных ученых-богословов. Он стал кардиналом и сделал Англию могущественной державой, умной и дальновидной политикой отвоевав для нее достойное место в Европе.
Всю зиму ему пришлось лавировать между двумя опасностями. Или он должен был ослушаться короля, или же нанести обиду папе. А между тем оба они являлись опорой его влиятельного положения как внутри страны, так и в международной политике.
И ради чего он должен был претерпевать такие страдания? Ради этой темноглазой плоскогрудой чертовки, в которой честолюбие, вскормленное лестью и влиянием семьи, развилось до уродливых размеров? Она свалилась ему на голову, как падает с безоблачного неба нежданный метеорит. Она затмила его блеском своего победоносного восхождения на Олимп.
Уолси всегда знал, как убрать со своего пути честолюбивых мужчин. Но как быть с рвущейся к власти женщиной? Ее белое тело и дьявольские уловки околдовали короля. Нет, ему больше не приходится рассчитывать на дружбу Генриха…
Смирив свою гордыню, он сделал все, чтобы умилостивить эту девчонку. По просьбе Генриха он обустроил для нее роскошный дом, выделив несколько ценнейших гобеленов из своей всемирно известной коллекции.
Но все напрасно. По ее милости он потерял доверие королевы и настроил против себя Испанию. Анна и Генрих, они вместе одурачили его, послав к Франциску вести переговоры о женитьбе короля. А когда он вернулся из Франции, она, обвешанная королевскими драгоценностями, просто смеялась ему в глаза.