Торжище брака

Крыжановская-Рочестер Вера Ивановна

После обеда, прошедшего необыкновенно весело, все собрались в гостиной, где тотчас же составилась партия в вист. Только Тамара и князь не приняли участия в карточной игре. Сев около мужа, молодая женщина стала следить за игрой, как вдруг Магнус обратился к своему кузену:

— Арсений, не согласишься ли ты показать парк Тамаре и покатать ее по озеру? Вечер чудный, и я не хотел бы, чтобы она скучала в первый же день, проводимый ей под моей кровлей, — прибавил он с любовью.

— Я буду счастлив сопровождать баронессу и постараюсь развлечь, если только она удостоит меня чести быть ее кавалером, —

ответил князь, быстро вставая с места и предупреждая отрицательный ответ, готовый сорваться с губ Тамары.

Не желая вызывать никаких объяснений, Тамара утвердительно кивнула головой.

— Если князь не боится соскучиться, то я охотно беру его проводником по моим новым владениям.

Встав с места, она крикнула: «Персиваль!» Великолепная собака барона с радостным визгом бросилась к ней:

— Видишь, прекрасную владелицу замка будут охранять два верных стража, — сказал со слегка недовольной улыбкой князь Арсений.

Молча сошли они с балкона. Тамара отказалась принять руку, предлагаемую ей князем, и, подняв длинный шлейф платья, молча шла рядом с ним. Арсений Борисович первым прервал молчание.

— Если вы позволите, я сперва покажу вам ферму, а потом птичник, оранжерею, фруктовый сад…

Становясь все более и более разговорчивым, Угарин всюду водил молодую женщину, показывая ей хорошие виды и передавая местную хронику.

Наконец они подошли к озеру, и Тамара в восторге остановилась, любуясь пейзажем. Перед ними расстилалась обширная водная равнина с гладкой, как зеркало, поверхностью, освещенная пурпурными лучами заходящего солнца. Поросшие лесом холмы, чередовавшиеся по временам с обрывистыми скалами, образовывали берега. Внизу изящного спуска тихо покачивалась красивая лодка, на которой золотыми буквами было написано имя Тамары. Около нее ожидал гребец, одетый в матросский костюм.

— Как здесь хорошо! — сказала молодая женщина, принимая руку князя Арсения, чтобы войти в лодку, и садясь напротив него.

— Да, здесь очень хорошо! Я вижу, что вам понравятся ваши новые владения, — ответил князь, с любопытством наблюдая за лицом новобрачной, которая умолкла, задумчиво устремив взор на живописные берега.

Лодка тихо скользила по гладкой поверхности озера. Не было ни малейшего дуновения ветерка, воздух был нежен и ароматен. Очаровательное личико Тамары гармонировало с окружающим их покоем природы. К ней вернулась вся ее свежесть, чудный цвет лица и полное спокойствие, некогда так отличавшие ее. Жесткая горечь и враждебный и недоверчивый взгляд, поразивший князя еще в мастерской Бельцони, исчезли без следа. Большие, сверкающие и ясные глаза светились глубоким покоем, в котором не было и признака страсти или желаний, и только энергичный и властный рот указывал, что это был уже не прежний наивный ребенок.

Князь Угарин не прерывал наступившего молчания. Он не находил темы для разговора и не спускал глаз со своей спутницы, до опьянения любуясь очаровательной фигурой женщины.

Под влиянием таких впечатлений они причалили к пристани и тихо направились к дому. Уже наступила ночь — одна из тех светлых лунных ночей, которая мягким, серебристым светом окутывает все предметы. С тяжелым сердцем, полным какого-то смутного беспокойства, шел князь рядом с Тамарой,

жадно прислушиваясь к шуршанию ее шелкового платья и страстно следя глазами за каждым движением ее гибкого, грациозного тела. Никогда близость Екатерины не возбуждала в нем такого волнения и не заставляла его сердце биться с такой силой. Тамара первой прервала молчание.

— Вы много гуляете в Петергофе? — спросила она, взглянув на своего спутника; но при виде пылающего взора, устремленного на нее, лицо ее омрачилось.

— Да, когда мне это удается! Вы ведь знаете, что Екатерина очень любит общество, и наш дом вечно полон гостей, — ответил Угарин, опуская глаза. — Кстати, я должен передать вам поздравления, но только боюсь, что вы их не примете, так как они исходят от несимпатичного вам лица.

— Почему же? Добрые пожелания всегда приятно слышать. Но кто же посылает их мне? Я не думаю, что в Петербурге найдется кто-нибудь, кого интересовала бы моя судьба.

— Князь Флуреско! Он сидел у меня, когда я получил письмо Магнуса, и поручил мне передать вам его пожелания всего хорошего, сохраняя за собой право лично повторить их вам, когда вы вернетесь в город.

— Право! — сказала насмешливо Тамара.

— Я вижу, что вы неприязненно к нему относитесь и дурно истолковываете его намерения, — с живостью сказал князь. — Уверяю вас, Тамара Николаевна, что он действует без всякой задней мысли.

— О, конечно! Ведь я лично убедилась, что в вашем обществе все действуют с наивною откровенностью и подчас обнаруживают трогательную беззастенчивость.

— В моем обществе? Но ведь мы оба принадлежим к одному и тому же обществу, — возразил саркастическим тоном Арсений Борисович.

В эту минуту они вышли на круглую площадку перед террасой, посреди которой был фонтан в обширном бассейне. Молодая женщина остановилась и устремила задумчивый взор на струю воды, рассыпавшуюся бриллиантовой пылью.

— Нет! — сказала она после минутного молчания. — Я не принадлежу к обществу, о котором мы говорили, и не буду к нему принадлежать, так как оно покинуло и забыло меня. В тот день, когда все бежали от нас, пораженных несчастьем, я потеряла веру и уважение к этим людям без сердца и поклялась никогда не смешиваться с ними.

Угарин закусил губу. Он тоже бежал из дружеского дома, когда несчастье протянуло над ним свою руку, и вдруг в его памяти воскрес образ бледной, расстроенной Тамары, которая вошла тогда в прихожую и к которой он, вместе с другими, повернулся спиной.

— Итак, в наступающем сезоне вы не откроете ваших гостиных?

— Мы хотим жить для самих себя, а не для эгоистичной толпы, на которую смотрим так, как она того заслуживает. Я и Магнус, мы удовлетворяем друг друга и не нуждаемся в обществе посторонних людей! Поэтому-то я и думаю, что князю Флуреско никогда не удастся исполнить своего намерения.

— О, я понимаю ваш остракизм по отношению к Флуреско! Вы ненавидите его за недостаток вежливости, и я знаю, что такого рода вину вы никогда не простите!