Тостуемый пьет до дна
Шрифт:
— Пропустите! Дайте пройти товарищу! Это режиссер Данелия!
— Если он режиссер Данелия — значит, он фильм видел, зачем напрасно место будет занимать?! Пусть кто-то свежий посмотрит, — возразили ей.
Так что на второй сеанс народ ни меня, ни Руслана с его родственниками не пустил. Мы стояли в сквере, и Руслан рассказывал содержание второй части.
— И это там сейчас покажут? — волнуясь, спрашивали меня родственники.
— Не знаю, — честно отвечал я. — У этого механика все может быть.
Когда кончился сеанс и вышли первые
— Извините, корова в кино летала?
— Летала.
— Значит, и я был! — обрадовался Руслан и объяснил окружающим: — Мы с коровой в одной части!
НАТАША, ИДИ ПОКУРИ!
Я с Татьяной Егорычевой монтировал фильм. Позвонил Сизов и сказал, что министр хочет посмотреть материал. Быстро все склеили. Приехал министр, посмотрел, сказал, что через неделю фильм должен быть готов. Он планирует дать его в конкурс на Московский международный кинофестиваль. Сделал несколько замечаний и уехал.
Подумал я над замечаниями. Непонятно зачем, но можно сделать и так. Но вот эпизод: «Нет меня! Нет!» — выкинуть я не мог.
На следующий день из монтажной позвонил Ермашу. Сказал, что все замечания выполню, но сцену, где кепочник не хочет разговаривать с Исааком, прошу оставить. Без этой сцены дальше нарушается ритм последней части.
— Ничего у тебя там не нарушается. Выкинь. А то у тебя получается, что советские люди боятся с Израилем разговаривать.
— А что, не боятся?
— Кончай демагогию. Да, кстати, и тот эпизод, где у тебя летчик с Израилем разговаривает, тоже надо выкинуть!
— Как, зачем?!
— Обязательно! Нет у нас с Израилем дипломатических отношений, и не будем мы на наш международный фестиваль с еврейской темой вылезать!
И тут я сорвался и непечатными словами стал высказывать министру все, что думаю, о его замечаниях и о нем самом! А он, не попрощавшись, бросил трубку.
— Георгий Николаевич, здесь же Наташа, — с упреком сказала Татьяна. (Таня Егорычева — мой постоянный монтажер.)
Наташе, помощнице монтажера, было лет семнадцать.
— Извините. Наташа, иди покури! — сказал я.
— Я только что курила, Георгий Николаевич, — сказала Наташа.
(Монтажницы независимо от возраста все курили, только так можно было под благовидным предлогом отдохнуть и потрепаться).
Татьяна налила мне из чайника в чашку воды:
— Выпейте, Георгий Николаевич.
Я выпил воду залпом. И швырнул чашку в стену. Осколки разлетелись по всей комнате.
— Что случилось-то? — спросила Татьяна.
Я сказал.
— Ну они совсем… (непечатное слово)! — возмутилась Татьяна.
— Козлы! — поддержала своего шефа Наташа.
— Наташа, иди, покури! — велела Татьяна.
— Я только покурила, Татьяна Васильевна.
Мне позвонил Сизов и поинтересовался, успеваем ли мы к фестивалю. А я завопил, что без эпизода «Разговор с Тель-Авивом» фильм теряет всякий смысл, что этот эпизод я своими руками выкидывать не буду! Я ухожу
— Выпей холодной воды. Помогает, — сказал Сизов и положил трубку.
РАЗГОВОР ВАЛИКО С ТЕЛЬ-АВИВОМ
Наш герой купил в Западном Берлине подарок для своего друга Хачикяна и хотел позвонить ему в Дилижан. На переговорном пункте ему сказали, что у них такого города в списке нет. «А Телави?» — спросил Валико. «Есть». И его соединили с Тель-Авивом. Случай распорядился так, что на другом конце оказался эмигрант из Кутаиси, грузинский еврей Исаак. Исаак очень обрадовался, услышав родную речь, и стал расспрашивать, что нового в Кутаиси. Потом они с Валико в два голоса стали петь грузинскую песню. Исаак плакал. А потом, расплатившись за разговор, Валико без копейки в кармане шел пешком до аэропорта.
НЕТ МЕНЯ! ПЕРЕРЫВ!
После разговора с Валико Исаак тут же позвонил в Телави, чтобы сообщить другу Валико — Кукушу, что зеленого крокодила для Хачикяна Валико купил. Но телавский кепочник Кукуш, которого играл великий грузинский комик Ипполит Хвичия, испугался говорить с Израилем, замахал руками и закричал: «Нет меня! Нет! Перерыв!»
И Хвичия сыграл это так, что в том месте, когда смотрели материал, стоял хохот. Даже я смеялся, что со мной на моих картинах бывает очень редко. (Этот эпизод, к сожалению, так и не вошел в фильм.)
Между прочим. У меня висит мой рисунок: грузинские евреи на летном поле в Вене, на нем стоит дата 22 июля 1977 года. 22 июля 1977 года я летел в Рим с посадкой в Вене. Из Москвы до Вены со мной летели грузинские евреи. Они уезжали в Израиль.
В аэропорту в Москве мне запомнилась такая сцена. Выезжала семья: муж, жена, дети, две девочки и мальчик, с ними старик лет восьмидесяти. Пропустили детей с матерью, потом мужчину. Сдает свои документы в окошко старик. Пограничник начинает изучать его бумаги. Посмотрит в бумаги — и на старика. Потом опять долго изучает бумаги, снова долго смотрит на старика. И так минут десять. А старик стоит белый. «А вдруг не пропустят?!» Он больше никогда не увидит своих родных. В те времена в Израиль уезжали навечно. Обратно никто не возвращался.
В Вене на летном поле моих спутников встретил представитель «Сохнута». Он говорил с ними на русском языке, и мне пришлось переводить (они были из деревни под Кутаиси и плохо знали русский язык), я дошел с ними до терминала израильской авиакомпании и там попрощался; когда мои спутники узнали, что я не лечу дальше, они огорчились.
ДАНЕЛИЯ, ТЫ ЕВРЕЙ?
Мне позвонил Сизов и спросил:
— Ты газету читал сегодня?
— Какую?
— Любую. Вот у меня «Правда», — и прочитал: — "Киностудия «Мосфильм» представляет на международный фестиваль фильм режиссера Данелия «Мимино». Все, поезд ушел.