Тот, кто убил лань
Шрифт:
— Держи, Кязым, — повторил Шарах.
И второй раз оттолкнул старший брат лозу. И лишь когда третий раз Шарах подал лозу, Кязым ухватился за нее и выбрался на тропу.
Встретились братья лицом к лицу.
— Кязым, я думаю, ты понял меня по-настоящему, — сказал Шарах. — Я видел, что ты слабеешь... Вспомнил поговорку Адзин Хаджарата. И я решил обозлить тебя...
Но не понял Кязым брата.
— Бессовестный ты! — закричал он. — Молчи! И слышать тебя не хочу!
— Хорошо, хорошо, я молчу, —
Кязым стал спускаться по тропинке вниз. Шарах шел за ним следом, как подобает младшему брату. Кязым остановился, снял чувяк, чтобы вытряхнуть из него камешки. Шарах прошел вперед. Вот он увидел свое селение, дымок над родным домом и большую чинару, под которой они с братом играли когда-то. Первые лучи солнца упали на его лицо, и он с улыбкой обернулся к брату.
Заметив его улыбку, Кязым вспомнил прошедшую ночь. Гнев душил его. И он вскинул ружье... Когда рассвелся дым, он увидел только, как Шарах схватился за сердце и скатился в пропасть.
"Все обман, — думал Кязым, идя домой. — Хабиба клялась и обманула. Был брат, и нет его. И сам я легко мог погибнуть. Такова жизнь".
Будто перед чужим местом остановился он у своего дома.
— Нан Кязым, почему ты стоишь там и не входишь в дом? — спросила его старая мать.
Дрогнул Кязым и вошел в дом тяжелым шагом.
— Где Шарах? Разве он не с тобой был? — спросила мать.
Молчал Кязым. Мать закружилась вокруг него, и каждое ее слово терзало потемневшее сердце Кязыма.
— Он разбился? Упал? Говори!
— Он — махагья! [2] Я сделал с ним то, что делают с махагья.
Упала старая мать на скамейку под чинарой и в кровь исцарапала свое лицо.
Во двор сбежались соседи. Пришла и Хабиба. Кязым поведал все, как было.
— Я не знаю, почему так сказал тебе Шарах, — молвила Хабиба, — но вижу теперь, что ты плохо обо мне думал. Не бывать нашей свадьбе! — И она ушла.
Мать задыхалась от гнева:
— Ты сам махагья! Ты — братоубийца! Уходи прочь!
У нее потемнело в глазах, и она упала.
Кязым увидел в толпе старика Адзин Хаджарата. И тут в его памяти ожили последние слова Шараха, и он подумал: "Почему брат упомянул имя этого старика?"
И словно в ответ на этот вопрос выступил вперед старик Адзин Хаджарат и сказал: — Бедная Ханжаж! Большое несчастье тебя постигло. — И, обращаясь ко всем, повторил часто произносимую им поговорку: — "От большого горя человек лишается сил, а от большой злобы силы его удваиваются".
И от этих слов будто что-то зажглось в голове Кязыма. Только теперь понял он настоящую и страшную правду. Кязым поднялся и побрел со двора. Никто не проводил его.
Он ушел в горы, к тому самому месту, где убил Шараха.
Пастухи пасли неподалеку овец. Они слышали выстрел. Что-то тяжело свалилось в
Дорогие гости.
Перевод С. Трегуба
— Ты так часто навещаешь своих друзей в Абжуве, так любишь погостить у них и развлечься... Почему же ты не пригласишь их к нам, в Отхару? Ведь они, наверно, хорошие юноши, если и расстояние тебе не помеха...
Так говорил старый Хаджарат своему единственному сыну Дауру.
— Ты прав, отец, — отвечал ему сын, — Все они хорошие юноши, мои дорогие друзья. А больше всех я люблю Мачиха из села Ткварчал. Не успею я появиться в тех местах, как он не отходит от меня ни на шаг. Он увозит меня к себе и долго не отпускает домой. Не как же мне пригласить их сюда? Я боюсь, отец, не придется ли мне перед ними краснеть. Сумеем ли мы принять их так, как они, в особенности Мачих, принимают меня?
— Не бойся, дад! — успокоил сына старый Хаджарат. — Пока жив я, твой старый отец, тебе не придется краснеть. Ничего не пожалеем для твоих друзей. Сделаем все, что в наших силах. В обиде на нас они не будут!
— Они обещали приехать, отец! Вот соберутся вместе и приедут. Я так их люблю, так к ним привязан...
— Ладно, ладно, дад! Если приедут к нам, скажем: "Добро пожаловать!"
Но не дождался Даур дорогих гостей. В жарком споре на свадьбе он был убит.
Плачем и горестными причитаньями огласился двор старого Хаджарата. К ночи все утихло.
И тогда к воротам подъехала шумная ватага всадников.
— Дома ли хозяин?
— Где ты, Даур?
— Выходи, встречай гостей!
— Но разве мог подняться со смертного ложа Даур?!
— Ты так рано улегся спать? В таком случае, прости! Мы приедем в другой раз! — гремели наперебой веселые голоса.
Соседи Хаджарата, оставшиеся у него на ночь разделить со стариком горе, не знали, что отвечать. Один из всадников приоткрыл ворота, и вся веселая компания въехала во двор.
Навстречу всадникам вышел старый Хаджарат. Нарушая траурный обычай, он первым приветствовал гостей.
— Добро пожаловать, дорогие гости! — радушно произнес он. — Добро пожаловать! Нет Даура, но я здесь. Заходите в дом!
— А где Даур?
— Он уехал?
— Вернется сегодня?
— Заходите же в дом! — повторил старый Хаджарат. — Вы приехали издалека, будьте дорогими и желанными гостями. Завтра утром вы увидите сына. А пока пируйте с нами, — неужели я, его отец, не сумею достойно принять друзей моего Даура? Что вы смотрите? — обратился он к людям, которые ночевали у него, в доме. — Встречайте гостей, возьмите у них из рук нагайки, уведите в стойла коней... Сюда, сюда, — говорил Хаджарат, вводя гостей в дом.