Тот, кто убил лань
Шрифт:
— У меня беда, Дахар! — воскликнул Керим и добавил со стоном: — Я убил человека...
Злорадный смешок вырвался из груди Дахара.
— Жаль, что убит он, а не ты! И теперь, презренный, ты явился ко мне сказать, что ты убийца?
— Я пришел к тебе просить о помощи... Спаси меня! — простонал Керим и рассказал Дахару то, что рассказывал в эту ночь уже столько раз. — Скорей же, Дахар, торопись! — молил он. — Я погибну, если ты не поможешь мне... Еще темно, мы успеем.
— Хорошо, что уже нет в живых нашего отца! —
— В лесу. У подъема Чахумарра.
— Негодяй! — в сердцах крикнул Дахар, круто повернулся и вошел в пацху, но тут же показался снова; на плечи его был накинут башлык, в руке он держал остроконечную палку. — Пойдем лесом — через Шоукыта. Там ближе. Нам надо успеть.
Захватив две железные лопаты, они быстрым шагом двинулись в путь.
Светало, когда братья подошли к яме, где была спрятана убитая лань. Керим разбросал листья и ветки и указал Дахару на тушу.
— Вот, ее я убил, Дахар! — сказал он в ответ на недоуменный взгляд брата. — Не убивал я человека. Я только хотел узнать, кто мой истинный друг!
И Керим рассказал брату, что пережил в эту долгую и тяжелую ночь.
— Теперь я знаю, кто мой истинный друг. Ты, Дахар!
— Прощай! — ответил Дахар. — Ты считаешь, что нашел друга. Но знай: брата ты себе не вернул!
Советы деда.
Перевод С. Трегуба
В бедненькой пацхе Киута Хапара слабо мерцал огонек.
Возле него, пригорюнившись, сидела молодая женщина, ожидавшая возвращения мужа.
Лил дождь. Резкие вспышки молний освещали жилище, могучие раскаты грома сотрясали его... Страх и непонятное волнение стеснили грудь женщины; тревога за мужа, близкие и частые громыханья, ослепительные вспышки молний не давали ей покоя.
Хапара все не было.
Перевалило уже за полночь, когда до напряженного слуха женщины донесся привычный звук шагов мужа, стукнула дверь, и Хапар ввалился в комнату.
Женщина торопливо зажгла свечу — и ужаснулась: муж был бледен, глаза блуждали, и мрачное выражение, казалось, навсегда застыло на его обычно подвижном и веселом лице.
— Где ты был? — тревожно спросила она.
Хапар молчал.
— Где ты был, мой любимый? — повторила она.
Точно очнувшись от тяжкого сна, он вяло ответил:
— Там, в лесу...
— В лесу? Ты не болен?
— Нет...
Приглядевшись, она заметила кровь на его черкеске, на руках.
— На тебе кровь, ты не ранен?
— Дай помыть руки, переодеться...
Она взяла чугун и дала мужу помыться.
— Случилось что-нибудь?
— Нет... ничего... — неуверенно произнес он.
— Что с тобой? Скажи мне все! Что-то случилось?
Но Хапар молчал.
— Прошу тебя! Ведь я твоя жена!
Хапар поднял голову.
— А ты никому не скажешь?
— Кому же?
— Смотри, Чимса! — сдвинув брови, произнес
— Родной мой, да что случилось? Говори скорей! — торопила она. — Я никому не скажу!
— Слушай же: я убил человека.
— Унан! [1] — ужаснулась она. — Кого?
— Не знаю! Труп я спрятал в лесу, в овраге.
— Мы пропали! — заплакала жена. — Что теперь будет? Что нам делать?
Она была подавлена.
— Несчастные мы, несчастные! — причитала Чимса. — И ты не знаешь, кто он?
— Нет! — мрачно ответил Хапар. — Он напал на меня в лесу, как видно, подстерегал. Я отбивался и, кажется, раскроил ему череп. В лесу такая темень, что я не мог ничего разглядеть. Я сбросил его в яму и прикрыл ветками. Завтра ночью закопаю тело в лесу. Только помни, Чимса, этого никто не должен знать. Слышишь, никто!
— Зачем ты мне это говоришь? — сказала она в отчаянии. — Будто я не знаю, что нельзя об этом говорить. Никому, никому не скажу.
Оба они даже не притронулись к еде и, расстроенные, улеглись спать.
На другой день, чуть свет, Чимса с кувшином на плече пошла к роднику. Там набирала воду ее соседка — Саида.
— Ты так бледна! Уж не больна ли? — спросила она, завидев Чимсу.
— Нет, — поспешно ответила та. — Я здорова.
— С тобой что-нибудь случилось?
— Нет, ничего. Просто так!
— Просто так ничего не бывает, — решительно заявила Саида.
— Нет, правда, — стала уверять Чимса. Но в ее голосе прозвучала такая печаль, что Саида участливо заглянула ей в глаза.
— Дорогая! Скажи, что с тобой?
— У меня горе, Саида, — не выдержала тронутая ее вниманием Чимса.
— Горе? — переспросила Саида, страстная охотница до всяких сплетен. — Какое?
Чимса печально покачала головой.
— Не могу этого сказать! — прошептала она.
— Почему?
— Это тайна. Этого никто не должен знать.
— Ты еще молода, — сочувственно заговорила Саида, — жизни не знаешь. А я тебе вот что скажу: нельзя держать тайну в себе. Это так вредно — вот увидишь, ты высохнешь, как и я; я тоже никому ничего не говорила. Видишь, какой я стала? А все потому, что дура была, все в себе таила. Тайна сушит человека. А поделишься с кем-нибудь, и душа перестанет ныть и сердце — томиться. Бывает легче горящие уголья держать во рту, чем иную тайну.
— Не всякую же тайну можно открыть, — сопротивлялась Чимса.
— Всякую, всякую! — убеждала ее Саида. — Надо только знать кому. Люблю я тебя, как дочь родную. Да ведь и в родстве мы с тобой: твоя бабушка была троюродной сестрой моей свекрови. Ты мне спокойно можешь все доверить.
— Пожалуй, — нерешительно сказала Чимса. — Значит, никому?
— Видит бог, никому!
Чимса придвинулась ближе к Саиде.
— Сегодня ночью мой муж убил человека.
— Убил? — Глаза у Саиды расширились. — Кого?