Тот, кто утопил мир
Шрифт:
Сколько времени понадобится Чжу, чтобы мобилизовать две армии для крупной кампании? Вероятно, около месяца. Много это или мало, а ему должно хватить. Обязано. В голове Оюана вспыхнуло видение: изумленный Шао глотает ртом воздух, как карп, узнав, что евнух вернул себе свое. Его пронзило такое беспримесное отчаяние, что он ощутил даже не боль, а обреченность: один раз я это сделал — сделаю и второй.
Однако сохранять спокойствие оказалось трудно. Дни шли, а он не мог найти ни единого уязвимого места ни в самой комнате, ни у многочисленных стражников, назначенных его стеречь.
Ведь даже в самом страшном сне не вообразить, что с ним станет, если все окажется зря.
Оюан сидел, прислонившись к стене. Вдруг, за миг до того, как отворилась дверь, странноватая — знакомая — дрожь пронзила его. Словно кто-то протянул руку и тронул какую-то внутреннюю струну. Не задумываясь, он взвился на ноги и прыгнул через всю комнату. Осекся, когда перед носом ощетинились мечи. Замер, тяжело дыша, точно гончая, готовая сорваться с цепи и растерзать добычу.
— Я сто раз мог бы убить тебя, — заметил тюремщик Оюана. Он предусмотрительно захватил с собой в несколько раз больше стражников, чем его жена в прошлый раз. Он был облачен в длинное, до пола, золотистое одеяние, с которым перекликалась золотая заколка для волос. Позолоченная рука пряталась в правом рукаве. Облик истинно царский… был бы, если бы не физиономия. — Я этого не сделал, потому что не хочу. Но, видишь ли, мне нужна твоя армия, а не ты. Не вынуждай меня.
Оюан выплюнул:
— Чжу Чонба.
— Давненько я этого имени не слышал. Я же посоветовал тебе запомнить его, верно? Прямо перед тем, как ты отрубил мне… — Чжу спокойно поднял свою золоченую руку. — Однако теперь имя нам — Чжу Юаньчжан.
Царское «мы» он употребил легко, словно случайно.
Оюана захлестнуло отвращение. Низенкий, узкоплечий, с тощей шейкой и тонким голосом, да еще и калека безрукий — как смеет подобный человек носить золото и считать себя правителем? Чжу был совершенно не похож на вождя. Совершенно не похож на повелителя. Достойный презрения, он ухитрялся не замечать этого, самонадеянно и безосновательно полагая, будто чего-то стоит.
— Величай себя как знаешь, — прошипел Оюан. — Ничего не изменится. Тебе не победить генерала Чжана.
Тот был последним великим генералом. Именно такими качествами должен обладать вождь — человек, на которого другие равняются, перед которым преклоняются, за которого идут на смерть. Такой человек на троне служил бы воплощением чести и достоинства наньжэньского народа. Оюану нетрудно было представить его правителем. В отличие от Чжу.
— А почему ты так уверен? — поинтересовался Чжу. Он раскрыл маленькую смуглую ладонь знакомым Оюану жестом. Тот слыхал, что у Чжу есть Мандат, но все равно было неожиданностью увидеть его воочию: белое, почти прозрачное пламя. Толком и не светит, презрительно подумал Оюан. Комнату оно озаряло не ярче свечки. — Это доказывает, что я могу исполнить то, что обещал?
Судя по всему, Оюан утратил способность смеяться, пусть даже и самым горьким смехом. Его смешок вышел больше похожим на рык.
— Глупец. Ни о чем это не говорит.
Он не без удовлетворения отметил, что Чжу не скрыл удивления.
— Интересно. — Чжу сомкнул пальцы, пряча пламя. — Рисовый Мешок Чжан владеет Мандатом? Никогда бы не подумал, особенно учитывая, что болтают про него люди. Но, полагаю, за этим стоит Мадам Чжан. Впрочем, неважно. Что такое Мандат, если не возможность? Выиграет тот из владеющих Мандатом, кто усядется на трон первым. И это буду я.
Вероятно, Оюану удалось удивить Чжу. Однако, подумалось ему в приливе злобы, эту нелепую самонадеянность ничем не пошатнуть.
Чжу сказал:
— Поймите меня правильно, генерал. Я верю в собственные силы, но и генерала Чжана отнюдь не недооцениваю. Именно поэтому я отправляюсь в небольшое путешествие — чтобы обеспечить себе наилучшую позицию, прежде чем сойтись с ним в прямом столкновении. — Взгляд его блуждал по растрепанной фигуре Оюана, оценивая степень чужого отчаяния. — Почему-то, пока я планировал вылазку, меня не покидало отчетливое чувство, что в мое отсутствие вы что-нибудь выкинете. Я не горю желанием вернуться и узнать, что вы спалили город и бежали со своим войском. Тогда мне пришлось бы за вами гнаться, а это очень хлопотно.
И он заявил:
— Я беру вас с собой!
Чжу решил увезти его подальше от войска. Неважно, сказал себе Оюан, хотя у него упало сердце. Он улучит момент и сбежит по дороге. Пусть его хоть в царство мертвых увезут, он все равно найдет способ вернуться и исполнить то, что должно. Сумеет. Если нет… то зачем тогда еще жить? Зачем терпеть такую жуткую боль? Внезапно Оюану стало совсем невмоготу. Как бы невзначай он сунул руки в рукава, пробежался пальцами по ожогам на внутренней стороне левого предплечья, нашел самый свежий и впился в него ногтями.
— Слуги принесут вам одежду и помогут привести себя в порядок. Вы уж их не убивайте, будьте так любезны, а то Ма Сюин будет по ним скучать.
Что за пытливый вопрос читается на мерзкой физиономии Чжу? Ему же не понять Оюана. Никому не понять его жертв, прошлых, настоящих и будущих.
На юг отправился маленький боевой отряд, состоявший из Чжу, тринадцати юных воинов, сплошь облаченных в серую дорожную одежду и обладающих такими навыками верховой езды, каких и следует ожидать от крестьян, впервые увидевших лошадь недели три назад, несколько более опытного генерала Сюй Да — и самого Оюана. За ним не только приглядывали надсмотрщики, сменяясь попарно. Ему связали запястья и посадили его на смирную лошадку, которую по очереди вели в поводу стражники. Генералу даже поводьев не доверяли. Благоразумно, с яростью подумал Оюан. Ему дико не хватало меча. Мысленно он постоянно за него хватался — как за утраченную часть собственного тела.
Они задумали пересечь равнины к югу от Интяня, затем через Желтые Горы добраться до южных владений Чжу: Цзиньхуа, знаменитого своими многочисленными школами конфуцианского учения, и небольшого поселения в долине Лишуй. После этого они намеревались свернуть к востоку, в земли, подвластные Юани, и выйти на побережье к Тайчжоу, богатому солью. Тысячу ли они предполагают одолеть за десять дней. Воины Чжу настолько никчемны, что даже не осознают, какой это позор. Даже с одной-единственной лошадью вместо нескольких сменных Оюану потребовалось бы вдвое меньше времени.