Тот, кто утопил мир
Шрифт:
— Неужели тебе наплевать, когда с тобой так обращаются? Он же даже не поздоровался по-человечески! У него на лбу все было написано: если бы одновременно с тобой в тот чайный дом забрела бы собака, он уж точно сначала выпинал бы оттуда тебя.
Большую часть времени взгляд Чжу казался ему непроницаемым, как у насекомого. Словно невидимые вторые веки скрывают работу мысли от посторонних. Но внезапно глаза Чжу ожили:
— Мне вовсе не наплевать. С чего бы? Кому понравится, когда его ненавидят. Однако я таков, каков есть. Я прошел долгий путь, чтобы стать собой. Человеком, который
Флейта шлюхи пела тонким, приглушенным голосом, от которого у Оюана сводило скулы. Чжу мягко произнес:
— Я желаю. И мне хватает сил. Но бывает тяжко. Глотать оскорбления, преодолевать всеобщее презрение… Думаю, вам это чувство знакомо, генерал.
Оюан пристально поглядел на худое, некрасивое, раздражающее лицо, и вдруг его пронзило чувство странного узнавания. Словно он посмотрел в зеркало, а из бронзовых глубин на него взглянула его собственная душа — не ненавистная плотская оболочка. Ощущение было не из приятных. Он хотел одного — избавиться от Чжу. А их все время сталкивало лбами. Словно двух воинов нанизало одно копье.
Генерал рывком отпрянул от стола и прошипел:
— Почему эта бездарная сучка играет так громко? Хочет впечатлить посетителей навыками игры на флейте?
Абсолютно прозрачная попытка перевести разговор на другую тему. Но, к облегчению Оюана, Чжу подхватил:
— Полагаю, многим мужчинам искусная игра на флейте по нраву.
Он произнес это так серьезно, что Оюан в первый момент даже не понял. Потом до генерала дошло. Сначала перед его внутренним взором возникла картина: генерал Сюй запустил руки в волосы Чжу. Картина слегка изменилась, и Оюан чуть не сгорел заживо со стыда. Он брякнул:
— А генерал Сюй как, искусен в игре на флейте?
Как только Оюан увидел острую вспышку интереса в глазах Чжу, у него упало сердце: он понял, что этим вопросом подставил самого себя, и только. Но Чжу просто сказал:
— Честно, ему медведь на ухо наступил. Берите еще цыпленка, вкусный. — Он окинул улицу задумчивым взглядом. — Видели, там дальше по улице конюшня? Слуги ходили проведать лошадей. Бьюсь об заклад, завтра мальчик отправится на верховую прогулку.
Он встал и двинулся к куртизанке с флейтой. Оюан с растущим недоумением наблюдал, как они болтают. Из рук в руки переходили монеты. Наконец Чжу вернулся, положил на стол флейту и поставил два маленьких горшка.
— Какая милая девочка. Помогла нам. — Чжу открыл один из горшочков, понюхал и скривился. — А вы знали, что, если смешать эти две краски для лица, лицо пойдет волдырями и вы умрете страшной смертью?
— Нет, — ответил Оюан, — не знал.
Чжу улыбнулся загадочной улыбкой Будды:
— Мне жена рассказала. Женщины столько всего знают.
Он вручил Оюану палочку для еды и нож со своего пояса:
— Заточите кончик.
Когда Оюан выполнил его просьбу, Чжу вставил заточенную палочку внутрь флейты, поднес ее ко рту и дунул на пробу. Палочка выстрелила из флейты и вонзилась
— Похоже, у меня природный талант к игре на флейте, — заметил Чжу и рассмеялся собственной шутке.
Он поднял палочку и смазал кончик содержимым обоих горшочков.
— Думаете, жестокая придумка? Я знаю, как вы, монголы, любите лошадей.
— К счастью для тебя, — ответил Оюан, — я не монгол.
Непроницаемые глаза Чжу сверкнули:
— Вот и хорошо.
Маленькая кавалькада, которую Оюан наблюдал снаружи у ворот усадьбы, уже удалялась вниз по улице, когда к чайной трусцой подбежал Чжу. В поводу он вел заморенную лошадку, тащившую двухколесную повозку с занавесками.
— Все получилось?
— Нет, — отозвался Оюан с лучшей из своих ухмылок. — Я как-то умудрился промахнуться по здоровенной лошади всего с двадцати шагов. Поэтому перешел дорогу прямо на глазах у нашей предполагаемой цели и парочки его телохранителей и воткнул отравленную палочку в ногу коню своими собственными руками.
После ночи, проведенной за столиком в чайной, он чувствовал себя неприятно грязным. Глаза саднило от усталости, сбитые ноги ныли.
— Надеюсь, ты не слишком много заплатил за эту клячу.
— Определенно переплатил, — жизнерадостно сказал Чжу. — Но если ты король, твоя щедрость должна быть бескрайней, как судоходная река. Вперед.
Они нагнали отряд, когда те остановились на краю города. Все трое спешились и расстроенно оглядывали взмыленную, перепуганную лошадь. Едва повозка поравнялась с ними, Оюан выскользнул наружу и легко сломал первому охраннику шею, напав сзади. Когда другой встревоженно обернулся, Оюан поднырнул под занесенную руку и ударил локтем в лицо. Воин рухнул на дорогу, Оюан опустился рядом с ним на колени и тоже сломал ему шею. Затем встал и двинулся на мальчишку, который пятился и, кажется, пытался что-то сказать. Генерал отправил его в беспамятство парой быстрых тычков.
Молнией подскочил Чжу, распахнул дверцу повозки, чтобы Оюан закинул внутрь мальчика.
— Хорошо сработано, генерал. — Он нырнул в свою суму и вытащил сверток ткани. — Теперь нам надо…
Чжу еще не договорил, а Оюан уже увидел платье в руках у Чжу и выпал из мира. В висках пульсировали ярость и стыд. Чего еще он ждал? Убаюкался, а не надо было расслабляться. Вся его жизнь — жестокий урок. Монголы, наньжэни… люди везде одинаковы. Все хотят его унизить, а заодно попользоваться.
— Генерал. Генерал! Это не вам. Это мне. Платье надену я!
В голосе Чжу был нажим, словно он действительно понял чувства Оюана. Туман в голове слегка рассеялся. Чжу даже сделал шаг вперед, словно хотел взять Оюана за плечо жестом… чего? Ободрения? Солидарности? Оюан вдруг вспомнил, как Чжу дал ему возможность справить нужду без свидетелей. Он не только понимал увечье Оюана, но и даже (опрометчиво) рискнул ему посочувствовать. Никто из известных ему мужчин, с тоской подумал Оюан, не знал, каково быть иным. Прилагать усилия там, где другим все достается само собой. Быть оплеванным незнакомыми людьми просто так, за внешний облик.