Тот, кто утопил мир
Шрифт:
Третий Принц вышел из ванной. Лицо в воде пошло рябью. Наконец Принц оделся и вышел, а Баосян погрузился в воду. Присутствие призрака звенело эхом в пустой комнате, но много позже, когда вода наконец успокоилась, единственным отражением в ней оказалось его собственное.
Баосян отказался снова принимать Сейханово снадобье. Боль была терпимая, мысли — злые, как у хищного зверька. На службе он поймал себя на том, что про себя подбивает коллег отпустить едкий комментарий насчет подушечки, на которой Баосян сидел, дабы не отказывать себе в удовольствии уколоть
Город лихорадило не хуже, чем Баосяна от его ушибов. Баосян принимал участие в подготовке войска Принца Хэнани к южным походам, но Главный Советник готовил армию к мобилизации в совершенно других масштабах. На улицах яблоку негде было упасть — конные солдаты, пешие солдаты, слуги, торговцы, купцы-сэму, ведущие из степи табуны свежих лошадей. Река черных чиновничьих шляп забурлила среди министерств и управ в южных и восточных кварталах города. На рынках наперебой предлагали семьям рекрутов купить припасов, без которых солдату не выжить.
В Министерстве доходов царила та же неразбериха. Реквизиции хлынули рекой, а еще расписки, требования возместить убытки, и все это — срочно на подпись! Баосян день за днем просиживал на своей подушке, злой, как демон: шлепаешь печать на документы, а над душой стоит очередной чей-нибудь ставленник, готовый выхватить бумагу и умчаться с ней дальше по инстанциям.
В сердце хаоса зрела возможность. Баосян ее чувствовал, точно прикосновение акупунктурной иглы к больному месту: еще не боль, еще не облегчение, но вот-вот наступит и то и другое.
Когда Баосян неловко протиснулся в кабинет, Министр улыбнулся ему скорбной улыбкой, выглянув из-за огромной горы бумаг. Он тоже сидел на подушечке. На столе дымился лечебный (и вонючий) чай. Даже пяти ударов хватит, чтобы неделями напоминать человеку о том, что плоть слаба.
— Домой, Заместитель Министра?
Вид избитого старика пробудил в нем неудобное воспоминание об определенном чувстве, мягким облаком расцветающем под действием Сейханова снадобья. Но тогда он был не в себе, а теперь снова стал собой, острым, как кухонный нож. Секундное дело — отрезать это ложное чувство и дать мраку затопить оставшуюся после него пустоту.
Баосян вяло тронул стопку бухгалтерских книг. Ее размеры воистину поражали воображение.
— Совсем вас работой завалили, Министр. Нужен помощник.
— Хорошо бы, но есть указание — только Министр, собственоручно! — Старик вздохнул. — К сожалению, рук мне не хватает. И часов в сутках.
— Устав не берет во внимание, что соблюдать его приходится простым смертным. Если вы загоните себя непосильной работой, дело станет только хуже, — заметил Баосян.
И отчетливо ощутил: сейчас! момент настал! Доверие Министра завоевано, он стал незаменим, все идет как надо. Чернильный океан затопил его изнутри, места для сомнений не осталось.
— Позвольте мне помочь вам. Буду
Министр снова вздохнул.
— Ты прав.
Он хозяйским движением накрыл ладонью резную шкатулку из древесины павловнии, подумал и протянул ее Баосяну.
Внутри, в бархатном гнезде, пряталась министерская печать. Ручка отполирована прикосновениями, в слоновую кость поверхности въелась киноварь. Знак высшей власти в финансовых вопросах Великой Юани. Министр не имел права передавать ее в чужие руки, как никто не имел права ею пользоваться под страхом смерти. Министр слегка улыбнулся:
— Только не потеряй.
Баосян захлопнул крышку. Но стоило ему поднять взгляд, и слова заверения замерли у него в горле. За спиной Министра, в тени, стояла девушка. Черные глаза слепо взирали на него сквозь водопад спутанных волос. На щеках больше не было милых ямочек.
Уехала в деревню заботиться о родителях.
Баосян понял, что сам себя в этом убедил. Не хотел верить в очевидное. Узнав о любовных предпочтениях Баосяна — или, по крайней мере, узнав то, что он ей поведал, — смешливая служаночка заодно узнала слишком много о Третьем Принце. Конечно, Госпожа Ки убила ее.
Баосян хотел обезопасить ее своим отказом, а вместо этого погубил. Ему вспомнились слепая девушка без языка и ее близняшка. Сколько смертей. Сколько призраков. И сколько еще впереди.
— Ван Баосян? — Министр встревоженно смотрел на него.
Побелевшие от напряжения пальцы Баосяна, сжимавшие шкатулку, разжались.
— Не потеряю, — пообещал он. — Я знаю, насколько важна печать.
12
Под стенами Пинцзяна
— А сколько разговоров было о Пинцзяне, мол, жемчужина из жемчужин! — сказала Чжу. — Никогда еще не видела города, настолько похожего на кусок дерьма.
Озаренные оранжевым светом факелов, каменные стены столицы Мадам Чжан были все в потеках свеженалипшей озерной грязи. Связки рыболовных сетей, свисающих со стенных зубцов, придавали городу вид фруктового дерева, обмотанного сетками, чтобы отпугивать летучих мышей.
— Грязь и сети нужны, чтобы распределить силу удара метательного снаряда по всей постройке, так меньше ущерб для каменной кладки, — менторским тоном ответил ей сзади Цзяо с лошади. — Стены с каменной облицовкой, утрамбованной землей внутри и этими дополнительными приспособлениями очень устойчивы к обычным снарядам. Именно поэтому монголы используют зажигательные смеси.
— Используем, — холодно согласился Оюан.
Как только Чжу вернула ему право командовать войском, он снова превратился в надменного, неприступного генерала в темном панцире с зеркально сверкающей нагрудной пластиной. Кожаные крылья подшлемника, свисающие с обеих сторон, закрывали все, кроме светлого полумесяца лица, будто Оюан хотел целиком спрятаться в доспех. Но, подумала Чжу с волнением, я-то тебя видела.
Он снова забрался в свою раковину, однако она уже не могла видеть в нем ту таинственную грозную фигуру, которая однажды выросла перед ней на поле боя. Оюан был вроде нее. И рядом с ней.