Тот, кто знает. Книга первая. Опасные вопросы

Маринина Александра

— Да нет, нас с Ксюшей без очереди пропускали, — весело поделилась новым опытом Иринка. — Как увидят молодую маму с ребенком на руках, так и пропускают сразу же.

— Так ты что, девочку по магазинам таскала? — с ужасом спросила Наташа.

— Ничего я не таскала, — тут же обиделась Ира. — Мы гуляли с ней. А тут дефицит всякий выбросили, конец месяца. И нас без очереди пускают. Так почему не взять? Я же не для себя старалась, а для всех, это же на всех продукты…

— О господи, — простонала Наташа, — ты хоть что-нибудь соображаешь? В городе грипп, эпидемия, по радио и по телевизору каждый день предупреждают, а ты идешь с ребенком по магазинам, где куча народу и вирусы в воздухе

летают. Есть у тебя голова на плечах или нет?

— Ничего там не летало в воздухе, — огрызнулась Ира. — Мы в каждом магазине минут по пять всего были, остальное время на улице гуляли.

— На улице… Ты ее тепло одела?

— Не волнуйся, как ты сказала, так и одела.

— Пледиком укрыть не забыла?

— Да укрыла я, укрыла, не беспокойся. Ладно, я пошла, мне еще уроки делать надо. Я ужинать не буду, колбаски только отрежу, можно?

Сделав себе бутерброд с черным хлебом и сервелатом, Ира скрылась в своей комнате.

В девять вечера Наташа уложила Ксюшу, но уже к одиннадцати девочка проснулась. Она хныкала каким-то необычно сиплым голосом, потом начался лающий кашель. Лобик был горячим, Наташа измерила температуру — тридцать девять и одна. «Все-таки Ирка ее простудила, — со злостью подумала она. — Ребенок в магазине вспотеет, потом на улицу, где мороз и ветер, потом опять в магазин, опять на улицу… Нет у девки мозгов, ну совсем нет!»

Растворив в воде истолченную в порошок треть таблетки анальгина, Наташа дала лекарство девочке. Та послушно проглотила, сделала еще несколько глоточков сладкой водички, которую Наташа ей дала, чтобы запить горькую таблетку. На некоторое время Ксюша успокоилась и даже уснула, однако уже через пятнадцать минут снова послышался сиплый лающий кашель. Ребенку было трудно дышать, и Наташа со страхом увидела, как побледнела кожа вокруг пухлых маленьких губ. Малышка то успокаивалась и засыпала, то вновь начинала кашлять, появилась сильная рвота. Температура не спадала, Наташа попробовала дать ей парацетамол, но глоток разведенного лекарства вызвал новый приступ рвоты — фонтаном. Оставалось еще одно средство — свечи с цефеконом, но эффект от них оказался незначительным, температура упала с тридцати девяти всего лишь до тридцати восьми и пяти. «Ничего страшного, это обычная простуда, — говорила себе Наташа, нося девочку на руках по комнате. — Мальчишки у меня столько раз болели, я столько раз через это проходила, ничего страшного, ничего страшного, мы справимся домашними средствами».

К трем часам ночи Ксюша начала задыхаться, обычно розовое ее личико посинело, и Наташа, прекратив бессмысленные самоуговоры, кинулась к телефону вызывать «Скорую». Приехавшему врачу достаточно было одного взгляда на заходящегося в кашле и синеющего ребенка, чтобы немедленно забрать их обеих в инфекционную больницу.

Звонки в дверь и шум шагов разбудили Бэллу Львовну.

— Что случилось? — спросила она, выглядывая из своей комнаты в коридор.

— Мы едем в больницу, — на ходу бросила Наташа, идя с Ксюшей на руках вслед за врачом и медсестрой. — Ксюша заболела, кажется, круп. Если меня не будет, заберите мальчиков в пятницу из садика, хорошо?

— Конечно, конечно, — закивала Бэлла Львовна. — Господи, да что же это такое?

Последних слов Наташа уже не слышала, все ее внимание было сосредоточено на дыхании девочки, тяжелом и прерывистом, словно ей трудно было сделать вдох.

* * *

Все дальнейшее слилось для Наташи в сплошную непрерывную череду паровых ингаляций, уколов сначала в пухлую детскую попку, потом внутривенных, измерения температуры. Температура снизилась, градусник показывал тридцать семь и шесть, но Наташа видела, что ребенку не становится лучше.

Дыхание было частым, началась одышка, кожа вокруг губ не просто временно бледнела, как раньше, а постоянно оставалась бескровной. Ксюша не спала, то и дело вскрикивала, периодически возникала рвота.

Наконец в девять утра дежурный врач передал их врачам отделения. Врач Кира Михайловна, полная, но, несмотря на это, энергичная и легкая в движении, сразу же велела нести Ксюшу в процедурный кабинет.

— Надо взять кровь из вены на анализ, потом поставим капельницу.

Однако на пороге процедурного кабинета Ксюшу у Наташи забрали, а ей самой велели ждать в коридоре.

— Мы вас позовем, мамаша, когда нужно будет, — бросила ей медсестра.

Через некоторое время из-за двери раздался плач Ксюши. «Боже мой, что они с ней делают, ей же больно!» — мелькнуло в голове у Наташи, и она рванула дверь на себя.

— Выйдите, мамаша, — недовольно крикнула медсестра, — не мешайте!

Наташа покорно отступила и чуть не сбила с ног проходящую мимо женщину в больничном халате — такую же, как она, мать, находящуюся здесь со своим ребенком.

— Извините, — машинально пробормотала она.

— Ничего, — без улыбки кивнула женщина. — Это ваш там кричит?

— Моя. Девочка. А вы не знаете, что они с ней делают? Почему ей так больно?

— В вену, наверное, попасть не могут. С нами так тоже несколько раз было. Вашей сколько?

— Девять месяцев.

— Ну так что ж вы хотите… — вздохнула женщина. — В таком возрасте им в вену плохо попадают, ручки пухленькие. Небось ночью еще уколы внутривенно делали?

— Делали, — подтвердила Наташа.

— Значит, на одной ручке вена уже спалась, теперь на другой будут искать. С нами сколько раз такое было, — повторила она, и от этих слов Наташе стало легче. Ребенку этой женщины неоднократно ставили капельницу, несколько раз брали кровь из вены, значит, он болен тяжелее, чем Ксюша. Значит, с Ксюшей ничего страшного не произойдет.

Наконец из процедурки вышел врач, потом выглянула медсестра.

— Мамаша, зайдите. Только платочек наденьте, волосы приберите.

Ксюша лежала на процедурном столе, такая маленькая, несчастная, в глазах застыл страх, одна ручка привязана к столу, в нее введена игла от капельницы.

— Садитесь рядом и следите, чтобы ребенок не шевелился, — велела медсестра.

Наташа послушно присела на стоящий рядом стул и взяла Ксюшу за руку. Рука была горячей, температуру так и не удалось сбить окончательно. Но вводимое через капельницу лекарство, видимо, подействовало, потому что Ксюша через некоторое время уснула и проспала примерно полтора часа.

Через три часа капельницу сняли, и Наташа унесла девочку в палату. Она попыталась было покормить ее, но после первого же глотка снова началась рвота. Заглянула Кира Михайловна, послушала дыхание, посчитала пульс, велела измерить температуру.

— Ничего, ничего, мамочка, — сказала она Наташе, — все, что в таких случаях нужно делать, мы сделали, вот-вот будет эффект. Нужно еще немножко подождать.

Она говорила еще какие-то успокаивающие слова, но лицо у нее было встревоженное. Наташа старалась не думать о плохом. Ну мало ли отчего может быть встревоженным лицо врача, работающего в детской инфекционной больнице, в отделении острых респираторных заболеваний и крупа? Детишки лежат больные, некоторые — тяжелые, и не с чего работающему врачу веселиться. Может, Кира Михайловна тревожится о совсем другом ребенке, по-настоящему тяжело больном, она все время только о нем и думает, а с Ксюшей ничего страшного не происходит, вот-вот начнут действовать лекарства, дадут эффект многочисленные ингаляции, и девочка перестанет задыхаться и пойдет на поправку.