Тот, кто знает. Книга вторая. Перекресток

Маринина Александра

– А почему конфеты не в приемную?

– Пусть там лежат. Будет праздник какой-нибудь или день рождения у кого-то из сотрудников – все вместе чайку выпьем. У нас такая традиция – все подношения в общий котел. Зато на совместные чаепития можно не тратиться, всегда есть и конфетки вкусные, и печенье импортное.

– Флора Николаевна, у меня дурацкий вопрос, но это от безграмотности…

– Ну-ну, – подбодрила его Григорян.

– Что такое «кызы»? Я ни в одном словаре и ни в одном пособии по криминалистике не встречал такого слова.

Звонкий смех Флоры Николаевны заполнил собой все небольшое пространство кабинетика.

– Господи, Руслан… Ой, вы меня уморили! «Кызы» в азербайджанском языке означает «дочь». «Оглы» – сын, а «кызы» – дочь.

Натиг-оглы это все равно что Натигович, а Натиг-кызы – Натиговна. В обычной речи так и

говорят, а в официальных документах полагается писать правильно, как в паспорте записано. У меня очень сложное для России имя – Патимат Натиг-кызы, я его для простоты переделала во Флору Николаевну, так меня все и называют. А в заключении приходится указывать настоящее имя, вот Лариска наша, бедненькая, и не привыкнет никак, она всего неделю работает, думает, что «кызы» – это мое второе имя, вроде как Жан-Жак или Жан-Поль.

Да, Дед Мороз, любишь ты фокусы показывать, да только не знаешь, в каком месте у тебя настоящий фокус получается. Руслан ошарашенно глядел на красивую шестидесятилетнюю женщину и никак не мог смириться с мыслью о том, что это и есть тот самый Патимат Григорян, которого он уже заочно представлял жадным до легких денег армянином и заранее ненавидел.

– Надо же, – наконец выдавил он, – а я почему-то думал, что Патимат – мужское имя.

– Да бог с вами, самое что ни на есть женское! Моя мама – абхазка, в Абхазии это имя очень распространено, примерно как имя Лариса в России. Мама вышла замуж за бакинца, азербайджанского армянина, вот я и получила такой комплект – фамилия армянская, имя абхазское, а отчество азербайджанское. Сама я вышла замуж за сибиряка, приехала к нему в Кемеровскую область и привезла в качестве приданого свое экзотическое имя. Фамилию мою люди выговаривают легко, а на имени-отчестве все время спотыкаются, ни произнести, ни написать правильно не могут.

– А почему вы его поменяли на Флору? Сменить Натиговну на Николаевну – это мне понятно, созвучно, да и на одну букву начинается. Но вместо Патимат было бы логичнее стать, например, Полиной, Пелагеей, – продолжал недоумевать Руслан.

– Видите ли, у имени Патимат есть вариант «Фатима», у татар, например, у узбеков, таджиков. А от Фатимы Флора отстоит не так уж далеко, согласитесь. Начинается на ту же букву.

– Да, конечно, – рассеянно ответил Руслан, судорожно пытаясь сообразить, что ему теперь делать. Такой прекрасный случай подвернулся начать расспрашивать эксперта о ее жизни, семье и так далее, постепенно выводя разговор на 1984 год. Но ведь это не входило в его планы, он хотел сначала собрать сведения о жизни доктора Григорян, проанализировать их, сделать выводы, а потом уже приступать к вопросу о судебно-медицинском исследовании трупа Михаила Нильского. Так как же поступить, действовать по намеченному плану или на ходу менять схему?

– Простите мне мою бестактность, Флора Николаевна, а почему вы не уходите на пенсию? Не отпускают?

– Откуда такой странный вопрос? – удивилась Григорян. – Вы хотите сказать, что я выгляжу древней старухой, из которой песок сыплется?

– Нет, что вы, вы великолепно выглядите. Просто женщины обычно стремятся поскорее уйти на пенсию, как только возраст позволит, чтобы заниматься домом, детьми, внуками.

– Моими внуками заниматься не нужно, – снова засмеялась Флора Николаевна, – в нашей семье приняты ранние браки и ранние дети. Я сама вышла замуж в восемнадцать, а в двадцать один год у меня уже было двое детей, которые, следуя традиции, сделали меня к сорока двум годам трижды бабушкой. Внук сейчас в армии, обе внучки – студентки. Муж, хвала господу, много зарабатывает, так что у нас есть возможность держать домработницу, и мои хлопоты по дому никому не нужны. Так что я – счастливый человек, могу заниматься своим любимым делом, которому отдала всю жизнь.

Так, значит, муж хорошо зарабатывает. Интересно, чем это он занимается? Зарабатывает столько, что семья имеет возможность держать домработницу. Нехило, господа медики! А может быть, дело не в том, сколько зарабатывает муж доктора Григорян, а в том, сколько денег приносит домой она сама? Иными словами, дело, может быть, в том, что уважаемая Флора Николаевна, она же Патимат Натиг-кызы, за деньги изготавливает липовые результаты вскрытия криминальных трупов, подгоняя их под естественную смерть или под несчастный случай, наступивший вследствие неосторожного поведения погибшего, находящегося в состоянии сильного алкогольного опьянения. А, Флора Николаевна? Может ведь такое быть? И вы действительно

счастливый человек, потому что ваше любимое дело приносит вам не только профессиональное удовлетворение, но и немалую прибыль. Уровень преступности в последние годы сильно вырос, количество убийств возросло многократно, в стране идет передел собственности, криминальные группировки дерутся друг с другом, пытаясь отхватить себе кусок пирога пожирнее, и в такой обстановке куда как важным становится превращение очередного убитого конкурента в жертву его же собственной неосторожности или подкачавшего здоровья. С этого и следователи свой навар имеют, и судьи, и, уж конечно, эксперты, устанавливающие причины смерти.

– А муж ваш чем занимается? – спросил Руслан, утаскивая из блюдечка еще одно шоколадное лакомство.

– Муж? – Она как-то странно взглянула на Руслана, с трудом подавив улыбку. – Он, видите ли, музыкант. На виолончели играет.

– В симфоническом оркестре?

– Да нет…

Все ясно, лабух он, а не музыкант, играет с группой таких же, как он, неудачников, на свадьбах и юбилеях, теперь среди новых богатеев модным стало приглашать на свои банкеты не попсу всякую, а тех, кто может исполнять популярную классическую музыку, чтобы как на приемах в Кремле было. Платят за это, надо полагать, немало. Но это сейчас. А в восемьдесят четвертом таких денег в семье Григорян не было и быть не могло. Интересно, как они в то время жили? Тоже услугами домработницы пользовались? И на какие, позвольте спросить, шиши?

– Трудно вам, наверное, было, – с сочувствием забросил Руслан очередной крючок. – Муж – музыкант, ему нужно место, чтобы репетировать, заниматься, а тут дети, внуки…

– Было такое время, – согласилась Флора Николаевна, – только оно давно позади. В семьдесят шестом году мой муж был вместе с симфоническим оркестром на гастролях в Австрии, он исполнял «Вариации на тему Рококо» Чайковского. Его игра произвела настоящий фурор, его стали приглашать за рубеж постоянно, он выступал с лучшими оркестрами и лучшими дирижерами. Когда-то он учился у самого Ростроповича.

Руслан слушал ее, и истина постепенно стала доходить до его отравленного подозрениями сознания. Муж Флоры Николаевны – знаменитый виолончелист Сорокопольский. Гордость Кузбасса, его имя известно каждому жителю региона. Особую любовь Герман Сорокопольский снискал тем, что не переехал ни в Москву, ни даже в столицу области – Кемерово, остался там же, где родился и прожил всю жизнь, – в Анжеро-Судженске. И хотя гастрольная жизнь требовала от него постоянных поездок по всему миру и в России он находился куда реже, чем за границей, но возвращался он всегда сюда, где жила его семья. В начале восьмидесятых он был весьма состоятельным, по советским меркам, человеком, выстроил за городом огромный дом с собственным мини-залом, где давал концерты для близких и друзей. И хотя в те времена нельзя было строить дома площадью больше пятидесяти квадратных метров, для Сорокопольского власти сделали исключение. Трудно поверить, что его жена – рядовой судебный медик – брала взятки. Зачем мараться? Зачем рисковать и потом нервничать и бояться, когда дом и без того – полная чаша? Да, насчет взятки Руслан, пожалуй, промахнулся. Но могла ведь быть и угроза. От денег можно отказаться, а от жизни? От своей жизни или от жизни близких, мужа, детей? Все-таки надо бы покопаться в этой стороне жизни доктора Григорян. А кстати, почему наша Флора Николаевна осталась Григорян, а не превратилась в Сорокопольскую? Спросить, что ли? Или окольным путем узнать?

Наталья

Шли дни, возвращение матери вместе с Люсей и племянницей Катюшей неотвратимо приближалось, и в квартире напряжение наливалось каменной, чугунной тяжестью. На сообщение о звонке свояченицы Вадим отреагировал, вопреки ожиданиям, глухим молчанием. Наташа ждала всплеска возмущения, негодования, даже ярости, но муж только пожал плечами.

– Начинается совсем другая жизнь, да? – криво усмехнулся он. – Все пошло под откос, сначала моя служба, а теперь и наше жилье. Куда мы придем еще через пару лет? Хорошо хоть мы разъехаться не успели, здесь места много. Как бы это все выглядело, если бы Людмила Александровна свалилась нам на голову вместе с ребенком в малогабаритную «трешку»? Я только хотел спросить, а какова позиция твоей мамы? Она тоже считает, что ее старшая дочь поступает правильно? Она не считает нужным отговорить ее от этого шага? Ведь, насколько я понимаю, прописываться Людмила Александровна будет именно к ней, к своей матери, а не к тебе.