Тот самый сантехник. Трилогия
Шрифт:
— Даша, ты чего? Стасян здоровее всех нас вместе взятых. А тапочки пятидесятого размера искать заебёмся. Да и где гроб таких габаритов взять? В бахилах в крематорий поедет… но, не в этом году. Впрочем, с тобой год за десять сойдёт, если под венец пойдёте. Изведёшь быстро.
— Я баба опытная! Ты мне, Боря, голову не морочь, — попёрла на него спортсменка, грудью к автобусу подталкивая. — За что его посадили? А? Говори! Грабёж? Шантаж? Рукоблудие в общественном месте? Ты мне сразу как есть скажи! Я всё приму!
— Даша, ты чего? Стасян не такой, — залепетал Боря, эмоциональным напором пришибленный. — Шпателем работает только, когда по женщине тоскует. Но это не точно. Не успеваю я его в деле проверить.
Но хозяйка спортивного заведения Юность уже завелась. И дальше само шло, глубинное, принципиально-истинное:
— А трубку чего не берёт? А? Чпонькаетесь по очереди и друг друга покрываете, да?
Боря попытался представить эту картину, но плечи передёрнуло, возмутился:
— Так в отделении запрещено пользоваться мобильной связью.
— А по стационарному чего не позвонил? А? — продолжила напирать Дашка, на самоподрыве шрапнелью эмоциональной закидывая.
Борю совсем к автобусу прижали, затем на ступеньки задом упал, а она всё напирает и напирает.
«Волнуется. Отвечать надо», — напомнил внутренний голос.
— А кто сейчас номера на память помнит? — возмутился Боря. — Человечество глупым стало совсем с современными гаджетами, я свой номер с трудом помню.
Но тут Дашка совсем близко стала. Зажмурился Боря, предчувствуя обилие пиздюлин. Но придавили грудью крепок. А затем он бы… поцелован.
Глаза открыл Боря, а она сверху на него по ступенькам залезла. Дверь закрылась. Там орут, главное. А внутри салона уже пусто. Эвакуировались все. Даже водитель отлить вышел.
«Это не по-пацански!» — закричал внутренний голос: «Она тебе не игрушка! Отдал корешу — терпи! Сам виноват. Дурак ты, конечно. Мог бы такую семью создать — закачаешься».
Боря и рад бы согласиться, а потом возразить. Сказать своё решительное нет попыткам всё вернуть. Нельзя взад отмотать.
Только горячо вдруг внутри стало. И всё равно уже, что к полу прижали. Над ним только дыхание прерывистое и губы столько, словно последний мужчина на Земле остался.
Кто дорвался — тот и права!
Боря шире в штанах стал. Но тут внутренний голос вдруг как ляпнет:
«Ну что ты за человек?».
И, главное, тоном учительницы начальных классов. Той, старой, советской закалки. И так сразу стыдно стало. Что отпихнули руки спортсменку сиськастую. И голосом, полным вселенской тоски, сказал Глобальный:
— Даш… давай домой, а? Завтра тебе Стасяна верну в целости и сохранности.
— Да какой Стасян! — рявкнула она, а затем затихла. —
За щёки себя взяла, вздохнула, в себя приходя. И тихо добавила.
— А ты чего с ним не работаешь?
— А я на другом объекте.
— Это каком же?
— Семьдесят второй дом, первый подъезд.
— А квартира?
— Так все квартиры… но завтра, — припомнил Боря и на всякий случай добавил. — Но в форме там никто не ходит… проверять будешь?
Взвыла Дашка от глупости мужской, да солидарности надуманной. Из автобуса выскочила. И как давай всех в него загонять без громкоговорителя.
На эмоциях он ей не нужен совсем. Глубинное задели, остро-женского коснулись.
Взыграло.
Боря только в себя пришёл, подушку одинокую в упаковке продавца к груди прижимая, а автобус уже всех качков погрузил и во тьму укатил. Грустно даже стало немного. Только губы горели. Как будто человек что-то сказать ему через поцелуй хотел, за член поглаживая.
Но что?
Убедившись, что кровь вернулась в головной мозг, Глобальный по ступенькам ко входу в участок поднялся и постучался.
— Ну чего тебе ещё, Глобальный? — показался на входе участковый.
«Вроде только недавно душа в душу сладости обсуждали. А снова какой-то отдалённый… Или отдалившийся?», — добавил внутренний голос, что под вечер сбоить начал.
Выспаться бы снова недельку и жизнь в порядок придёт. Так не же — суета жизненная. Всё куда-то стремится, хочет всякого.
И Боря не нашёл ничего лучшего, чем спросить:
— А можно у вас переночевать?
Хромов выдыхал около минуты от такой наглости, а затем снова сплюнул. Фигурально. И подушку рывком забрал.
Если нет у человека мозгов — то беречь нечего.
Рукой только в сторону обратной дороги показал и добавил в спину напутственное слово. Что-то подсказывало Борису, что значит оно — «нет».
«Обидно, чая так и не попили», — возмутился внутренний голос, пока ноги ступеньки пересчитали и руки брелок от автомобиля достали.
Сел Боря за руль. Вздохнул заметно короче. А как включилась и голова, ржать начал дико. Истерика просочилась. Такое может случиться только с ним. Кто в тюрячку сам просится?
Отсмеялся, слёзы смахнул, ключ провернул и к Степанычу собрался. Но краем глаза на часы скосил — за полночь давно.
«Спит старик. Чего тревожить?» — добавил внутренний голос, что после полуночи теперь и за совесть отрабатывал.
На заднее сиденье посмотрел. Можно и тут заночевать. Но подушку забрали. За новой не съездить. В городе из круглосуточного сервиса только грузчики. Магазин закрыт давно.
Вспомнив о ключах Яны, повёл автомобиль к дому Антона. Но руки как сами рулить начали. Очнулся у спорткомплекса Юность. Припарковался у входа почти.