Тот самый сантехник. Трилогия
Шрифт:
Он мигом снял рабочую куртку и накинул ей на плечи. Она хоть и запылилась, но не грязная.
— Вот, немного согреет.
— Ой, да мне не холодно, — привычно хорохорилась она, но куртки не сняла. Погладила только плечо. — Ты, значит, сейчас сантехником работаешь?
— Ага. Работаю.
Боря улыбнулся и подхватил чемодан на колёсиках из её рук. И понял, что это весь её багаж.
«С чем улетала, с тем и прилетела», — напомнил внутренний голос: «Добра, выходит не нажила».
— А где… итальянец? — всё же спросил Глобальный,
— Где-где… хохлушку завёл. Их сейчас по Европе как цыплят по весне разбирают, — ответила мать и первой пошла на выход, давая понять, что не желает разговаривать об этом в обозримом будущем, но сама же добавила. — А по осени на убой.
А Боря вдруг понял, что бледность и морщины — это результат долгого заседания дома и годы нервотрёпки, что отняли у неё с десяток лет. Из сильной уверенной в себе женщины она прекратилась в уставшую, одинокую носительницу мудрости. И мудрость заключается в том, что дома — лучше. А сказка, мечта, сама «жизнь на вечном курорте», разбилась на осколки. А некая цыпа, что подсидела её на насесте, теперь тоже сначала будет купаться в бассейне и делать селфи у моря, а затем окунётся в производителя по всем трём направлениям: «готовка», «комфорт», «ублажение».
Боря, не смея задевать порванных струн души матери, подвёл её к микроавтобусу. Распахнул дверь пассажира и завозился с чемоданом. Позади в багажнике заставлено всё канистрами с водой и бензином, а салон полон пакетов с покупками.
— Ой, ты машину купил что ли?
— Ну… это рабочая, — и Боря вдруг пожалел, что не взял внедорожник. Мог мать и получше встретить. С комфортом. Нет, чтобы матери время уделить как следует, подготовиться. А он погодя решил забрать. Ну что за сын?
— А, рабочая. Тогда понятно откуда столько барахла, — отметила мать, пристёгиваясь. — Но запах странно-знакомый. Грезится что ли?
Боря хотел рассказать сразу, что рабочая — это не значит, что на работе выдали. А сам заработал. Да и гаражей у него теперь двое. И уже планы на будущее есть. Потому что вверх по карьерной лестнице идёт так или иначе. Когда другие карабкаются. Но вдруг понял, что это лишь хвастовство. А суть она — внутри. Скромнее надо быть. Счастье любит тишину.
«Что пахнет одеждой отца и забрали кое-что постирать, ты ей не говори. Расстроится», — добавил внутренний голос: «Пусть думает, что ностальгия».
Сев за руль, и заведя мотор, Боря всё же сказал:
— А, это батино барахло. На участок отвести надо.
— Батино? — глаза мамы расширились. — Он что, в городе?
И тут Глобальный понял, что пока уворачивался от одной струны, задел другую. А та ещё больнее.
— Да… вернулся. С севера.
— Да начхать мне откуда он вернулся, — буркнула она.
Но ей было не начхать. Это заноза всё ещё сидела в сердце. Или того, что от него осталось.
Стараясь даже не упоминать о Наталье или
— Мам… всё не просто.
— Как это не просто? — заявила она. — Это у него всё всегда непросто. А у меня вообще труда!
— Ну чего сразу труба-то? — добавил Боря, не зная, как смягчить известие.
— А жить мне где теперь? — вопросила мама. — Он же у Дуньки? На нашей квартире?
— А… за это не переживай. Он у меня на участке в теплушке зимовать будет, — ответил Боря и даже немного улыбнулся.
Уже не сестры жилплощадь, а общая. Потому что обстоятельства так сложились.
«А ведь они даже не развелись», — напомнил внутренний голос.
— Не замёрзнет, — заверил Боря.
— Да хоть бы его волки съели, — снова буркнула мать, но тихо, едва слышно.
Тишина наступила. И до самого дома Глобальных молча ехали. Боря хотел рассказать и про третью категорию, и про то, как отслужил, как на гитаре научился играть и вообще мастер на все руки.
Но Боря молчал. Потому что сначала спросить должны. А если им не интересовались несколько лет, то не так уж и нужен, чтобы вдруг начать навязываться свою персону.
«Да и вообще, акклиматизация», — добавил внутренний голос: «Дай ей в себя прийти».
Но Боре хотелось сделать приятное семье. И он заскочил в магазин, где купил большой торт по случаю общего семейного сбора.
— Ммм… шоколадный, — отметила мать, и торт сразу себе на руки забрала, пока он её чемодан из автомобиля забирал и коробку с видеокартой.
— О, а мама-то к нам с подарками… сладкими, — встретила её первой на пороге сестра, обняла крепко. И даже Борю в щёку поцеловала, чего ранее за ней не замечалось.
Боря только чемодан от удивления у входа поставил. Может ещё и магнитик из Рима перепадёт. Кто знает?
Но пока только Лёха с сыном на руках подошёл, тёще вручил.
— Держите, мама, знакомьтесь заново. Да только поосторожнее. Только последние памперсы снял и колготы одел. Следите за повышенной протекаемостью.
А та, игнорируя всякие инструкции, давай его целовать с ног до головы. Отвлеклась вся. Нет ей разницы, в колготах родное чудо маленькое или в слоистой впитывающей броне. Хуже пахнуть, чем старый итальянец всё равно не будет.
Боря Лёхе руку пожал и подарок вручил.
— Держи бонус… Клип с тебя для Ромки только.
— Вот это нишутя себе! — воскликнул Лёха, снова погружаясь в детство, где зайчик подарки приносил, пока не повзрослел, устроился на работу и не стал приносить квитанции.
Стоит такой мужик бледный, толстый, а глаза горят. Радуется! И слов больше подобрать не может. Только в зал по итогу убежал, тапочки растеряв по ходу.
— Какого Ромки? — тут же спросила мать, внука качая, покачивая и улюлюкая.