Тотальная война
Шрифт:
— Понятия не имею, — ответил Максимов.
— Жаль, — вздохнул Энке. — Я надеялся, что вы в курсе. Дело в том, что, передавая мне установочные данные на своего засранца и этого Леона, резидент заодно дал ориентировку на вас. Москва считает, что вы вполне могли замаячить поблизости. Что, замечу, и произошло.
Он замолчал, дожидаясь реакции Максимова. Но тот решил отразить атаку фланговым ударом.
— Получается, вы пасли меня в Гамбурге по собственной инициативе, не так ли?
— Браво, мой друг! — Энке хрюкнул и затрясся всем тяжелым телом так, что сиденье под ним заходило ходуном.
— Да? А я думал, что капитализм базируется на фундаменте корпоративных интересов.
— И правильно думали. — Энке вновь уставился тяжелым взглядом в затылок водителя. — Именно из интересов своей корпорации я пошел на риск и взял вас с собой.
Дальше ехали молча. Машина, свернув с проспекта, петляла по плохо освещенным улочкам. Водитель постепенно сбавлял скорость, пока не остановился в глухом тупике. Вокруг стояли обшарпанные домики, жалкие, как обнищавшие старики. Некогда престижные коттеджи пригорода, сменив жильцов, превратились в ночлежки Гаусарбайтеров. Единственный фонарь светился в сотне метров от остановившегося «мерседеса».
Энке достал из кармана рацию, пробормотал короткую команду. Затем поднял крышку подлокотника, разделявшего его и Максимова, достал маленький бинокль.
— Полюбуйтесь. Комментарии потом. — Он протянул бинокль Максимову.
Бинокль оказался ночного видения. Уличный фонарь в окулярах предстал зелено-фосфорным ярким шаром. Его свет мешал разглядеть детали местности.
Словно угадав мысли Максимова, фонарь вдруг погас, словно лопнул шар.
Сразу же четко проступили очертания домов и фосфорно-белый асфальт. По дороге медленно и беззвучно покатился микроавтобус. На его крыше появилась черная фигура, поднялась на ноги и нырнула через забор. За ней следом этот же трюк проделали еще три фигуры. Все происходило беззвучно и слаженно. Микроавтобус прибавил скорость и свернул в проулок. Максимов успел заметить, что еще одна черная фигура человека через заднюю дверь выпала из автобуса на асфальт и откатилась под высокий парапет чугунного частокола, окружавшего приземистый особняк.
Сколько ни вглядывался Максимов в его черные окна, никаких признаков жизни не заметил. И смерти — тоже. Все произошло без вспышек, взрывов и автоматных очередей.
В рации Энке прозвучало: «Орднунг».
Максимов опустил бинокль. Тут и без перевода было ясно — полный порядок.
— Прогуляемся пешком. — Энке взялся за ручку дверцы. — Да, возьми.
Он протянул черный комок ткани. Максимов растянул пальцами, получилась спецназовская вязаная маска. Безропотно натянул на голову.
…Колючая ткань залепила глаза. На секунду свет перед Странником померк, из темноты выплыло бледное лицо старика в чалме. Жгучие черные глаза смотрели из-под кустистых седых бровей. Старик поглаживал белую раздвоенную бородку высохшими узловатыми пальцами. Тонкие губы зашевелились, но Странник ничего не успел расслышать. Старик пропал, словно кто-то выключил свет, падавший ему на лицо…
Максимов потряс головой, отгоняя видение. Поправил маску. И вышел из машины.
После благородных
Максимову все это вдруг напомнило кишлак, обреченно готовый к штурму.
Только все дело в том, что он уже произошел. Беззвучный и смертельный, как атака змеи.
Калитка оказалась открытой.
Первое, что увидели Энке и Максимов, был огромный доберман, неподвижно лежащий поперек дорожки. Из-под его тела на бетон успела набежать лужица крови.
Энке, чертыхнувшись, перешагнул через мертвого пса, пошел к дому. Максимов шел следом, спиной чувствуя чей-то внимательный взгляд.
При их приближении из темноты у крыльца вынырнула черная фигура.
Энке подошел вплотную к человеку. Произошел быстрый разговор по-немецки. Максимов ждал, запретив себе шевелиться: нервы у взявших дом штурмом были на взводе. И оружие тоже.
Наконец Энке сделал знак следовать за ним, в дом.
В прихожей ничком лежал труп. Первая жертва среди людей. Проходя по коридору первого этажа, Максимов насчитал еще пять трупов.
В гостиной беззвучно работал телевизор, сиреневый свет экрана, дрожа, заливал комнату. В этом неверном свете Максимов едва смог разглядеть тела. Не меньше восьми. Одна черная фигура встала с колен и замерла. В руке отчетливо был виден короткоствольный автомат с толстой трубкой глушителя. В гостиной стоял тошнотворный запах свежепролитой крови и выпотрошенных внутренностей.
Максимов обратил внимание, что Энке свободно ориентируется в доме без провожатого. Так, будто жил здесь или детально изучил план дома.
За поворотом тускло светилась полоска света на полу В ней мелькнули две тени — кто-то широко расставил ноги. загородив собой проход. Максимов мысленно поблагодарил Энке за дальновидность: маску дал, а оружие — нет. В темноте, в незнакомой обстановке, где еще смердило войной, он сейчас бы рефлекторно вскинул пистолет. Поди узнай, как среагировал бы на это тот, кто стоял у двери.
Энке бросил отрывистую команду, и дверь распахнулась, открыв спуск в подвал. Внизу крутой лестницы скрючился еще один труп. В свете тусклой лампочки Максимову удалось разглядеть черты заляпанного кровью лица. Несомненно, араб. Молодой, лет двадцать, не больше.
Посреди узкого коридорчика стоял человек в черном комбинезоне с такой же маской, как у Максимова, на голове. Сбоку на него лился яркий свет. На скрещенных руках он держал девятимиллиметровый «Узи» с глушителем.
Человек шагнул вправо и исчез.
Энке первым шагнул следом за ним в маленькую комнатку. И замер на пороге. Тяжело, натужено засопел.
Комнатка была не больше полутора десятков квадратных метров. В ней едва уместились хирургическое кресло, столик на колесиках и два табурета. И три трупа. Два араба развалились в углах комнаты. Лицо одного напрочь размозжило пулей. Из красного дрожащего месива торчали белые зубы. Второй свесил голову на залитую кровью грудь. Правую руку перебило пулей. Часть ее, ниже локтя, валялась рядом. Мертвые пальцы все еще сжимали пистолет.