Тотальность и бесконечное
Шрифт:
Тематизированный объект остается объектом-в-себе, но он по своей сути предназначен для того, чтобы быть познанным мною, а то, что «в-себе», остается еще недоступным моему познанию, постепенно поглощается знанием. Различие между познанием, направленным на объект, и познанием, нацеленным на «в-себе» или на плотность объекту уменьшается по мере развития мышления, которое, согласно Гегелю, становится самой историей. Объективность поглощается абсолютным знанием: тем самым бытие мыслителя, человечность человека подгоняются к постоянству плотности «в-себе» внутри тотальности, где человечность человека и экстериорность объекта одновременно и сохраняются и поглощаются друг другом. Но разве трансценденция экстериорности не свидетельствует о незавершенной мысли — и будет ли она преодолена в тотальности? Превратится ли экстериорность в интериорность? И что же экстериорность — зло?
Мы говорим об экстериорности бытия не как о форме, которую бытие — случайно или на время — обретает
Слову не нужно видение, поскольку тот, кто говорит, выявляет себя не с помощью образов, а в собственной речи, оставаясь абсолютно внешним по отношению к любому образу, который он вызывает. В языке экстериорность осуществляет себя, раскрывает себя со всей присущей ей силой. Тот, кто говорит, присутствует при своем проявлении, будучи при этом совсем не идентичным тому, что слушатель хотел бы извлечь в качестве результата беседы и даже вне отношений дискурса, как если бы это присутствие посредством речи сводилось к Sinngebung со стороны того, кто слушает. Язык есть бесконечное преодоление Sinngebung с помощью значений. Это присутствие, превосходящее масштабом измерение моего «я», не поглощается моим видением. Преизбыточность экстериорности, не совпадающей с видением, все еще ее измеряющим, конституирует именно измерение высоты или божественность экстериорности. Божественность сохраняет дистанцию. Дискурс есть дискурс с Богом, а не с равными себе, согласно различению. установленному Платоном в «Федре». Метафизика — сущность этой речи, обращенной к Богу, она ведет за пределы бытия.
6. Выражение и образ
Присутствие Другого, иди выражение, являясь источником всякого значения, не может быть созерцаемо в качестве интеллигибельной сущности: оно воспринимается как язык и тем самым проявляет себя вовне. Выражение, или лицо, выходит за пределы образов, имманентных моему мышлению, как если бы они проистекали из «я*. Этот выход за пределы не похож на образ половодья, он возникает в меру — или в силу безмерности — Желания и доброты, как моральная асимметрия между «я» и «другим». Движение к этой экстериорности сразу же меняет свое направление, устремляясь ввысь. Глаз может видеть ее только благодаря позиции, которая, будучи расположением сверху вниз, образует начальное событие моральности. Потому что лицо, это присутствие экстериорности, никогда не может стать ни образом, ни интуицией. Любая интуиция зависит от значения, не сводимого к интуиции. Его корни лежат глубже, чем корни интуиции, и оно одно приходит издалека. Значение, не сводимое к интуиции, измеряется Желанием, моральностью и добротой — бесконечной требовательностью по отношению к себе, Желанием Другого, или отношением к бесконечному.
Присутствие лица, или выражение, не находится в одном ряду с другими осмысленными явлениями. Творения рук человеческих имеют смысл, но человек сразу же покидает их и определяет себя, исходя из них, и сам выступает «в качестве». Между трудом, результатом которого становится тот или иной продукт, имеющий значение для других людей, тех, что могут его приобрести, — это уже товар, выразившийся в деньгах, — и языком, в котором я присутствую при своем проявлении как незаменимый и бодрствующий, пролегает глубокая пропасть. Однако эта пропасть образована энергией бодрствующего присутствия, которое не покидает выражения. Она не является для выражения тем, чем воля является по отношению к результату своей деятельности, от которого она освобождается, предоставляя его собственной судьбе: получается, что она всегда хотела «массу вещей», которых никогда не хотела. Ибо абсурдность результатов волевой деятельности не связана с ошибками мышления: она обусловлена анонимностью, в которую сразу же погружается это мышление, непризнанием автора в результате этой сущностной анонимности. Прав Янкелевич, утверждающий, что труд не является выражением™. Приобретая ту или иную вещь, я десакрализую ближнего, который ее создал. Человек является действительно
В политической жизни человечество понимает себя, исходя из своих дел. Это — человечество людей взаимозаменяемых, взаимные отношения. Замена одних людей другими, изначальное неуважение делают возможной эксплуатацию. В истории — истории Государств — человеческое бытие предстает как совокупность своих творений, — живя, оно само себе наследует. Справедливость заключается в том, чтобы сделать заново возможным выражение, где в не-взаимности личность выступала бы как единичная. Справедливость — это право на высказывание. Может быть, именно здесь открывается перспектива религии. Религия удаляется от политической жизни, к которой не обязательно ведет философия.
7. Против философии Нейтрального
Итак, мы считаем, что порвали с философией Нейтрального — с хайдеггеровским бытием сущего, выявлению безличностно-нейтрального характера которого весьма способствовал своими критическими сочинениями Бланшо, с безличным разумом Гегеля, демонстрирующим личностному сознанию одни свои уловки. В философии Нейтрального различные по своим истокам и влиянию идеи объединяются, чтобы объявить о конце философии. Ведь они превозносят подчинение, которого не требует никакое лицо. Обнаруженное еще досократиками. Желание, зачарованное Нейтральным, или желание, понимаемое как потребность — и, следовательно, сведенное к сущностному насилию действия, — ведет к избавлению от философии, находя удовлетворение лишь в искусстве или в политике. Превознесение Нейтральности может выступать как приоритет «Мы» по отношению к «Я», ситуации — по отношению к людям в ситуации. Акцентирование в настоящей книге обособленности наслаждения было продиктовано необходимостью избавить Я от такого положения, при котором философы шаг за шагом разрушали его столь же тотальным образом, как это делал гегелевский идеализм, в котором разум поглотил субъекта. Сущность материализма заключается не в открытии первичного характера ощущения, а в провозглашении приоритета Нейтральности. Ставить Нейтральность бытия над сущим так, чтобы это бытие в некотором роде определяло сущего без его ведома, полагать судьбоносные события вершащимися без ведома сущих — это значит исповедовать материализм. Поздняя философия Хайдеггера становится именно таким стыдливым материализмом. Она отводит откровению бытия место в сфере человеческого обитания между Небом и Землей, в ожидании бога и в окружении людей, помещая пейзаж или «nature morte» в исток человечества. Бытие сущего — это Логос, который не является ничьим словом. Исходить из лица как из истока, в котором рождаются все смыслы, из лика в его абсолютной наготе, в его нищете, не знающего, где преклонить голову, значит утверждать, что бытие осуществляет себя в отношении между людьми, что Желание управляет поступками скорее, чем потребность. Желание — стремление, возникающее не из нехватки, метафизическое, — желание личности.
8. Субъективность
Бытие — это экстериорность, экстериорность, производящая себя в своей истине, в сфере субъективности, для отдельного человеческого бытия. Отделение осуществляется позитивно как интериорность бытия, соотносящегося с собой и ориентирующегося на себя. Вплоть до атеизма! Это — соотнесенность с собственным «я», которое конкретно конституирует и осуществляет себя как наслаждение или счастье; сущностная самодостаточность, которая, распространяясь даже на исток, раскрывается, превращается в знание; ее наивысшую сущность развивает критика (как овладение собственном участью).
Для метафизического мышления, в котором конечное обладает идеей бесконечного и в котором осуществляется радикальное отделение к одновременно складывается отношение к другому, — мы сохранили термин «интенциональность», «сознание о…». Это — внимание к слову или приятие лица, это гостеприимство, а не тематизация. Самосознание не является диалектической реакцией на то метафизическое сознание, какое я имею относительно Другого. Его отношение к себе не является представлением о себе. Предшествующее любому видению «я», оно осуществляется, опираясь на себя, оно внедряется в «себя» как тело и укрывается в своей интериорности, в своем доме. Таким образом оно совершает отделение позитивно, не выступая в качестве отрицания бытия, от которого оно отделяется. Но именно таким образом оно способно осуществить приятие. Субъект — это гостеприимный хозяин.
Субъективное существование обретает при отделении свои очертания. Внутренняя идентификация бытия, чья идентичность исчерпывает сущность, идентификация Самотождественного, — индивидуация, — не наносит ущерба «отношению», которое мы называем отделением. Отделение — это сам акт индивидуации, возможность, в самом общем виде, для существа, полагающего себя в бытии, полагать себя в нем, определяя себя не путем соотнесения с целым, исходя не из своего положения в системе, а из самого себя. Исходить из себя равнозначно отделению. Однако исходить из себя и даже отделиться — эти события могут осуществиться в бытии только благодаря измерению интериорности.