Товарищ "Чума" 2
Шрифт:
Разбудила меня Глафира Митрофановна, осторожно тронув за плечо:
— Просыпайся, Рома! Нашли мы твоего злыдня…
— И, как он? — Мгновенно сбросив сонливость, уточнил я.
— Ты был прав, — ответила мамашка, — плох нечистый. Совсем плох, — добавила она, не дрогнув ни единым мускулом. — В физическое состояние он перейти не может, и жизнь в нём едва-едва теплится… Акулинка подле него осталась — но помочь ничем не сможет!
Я вскочил на ноги, сбросив одеяло, при этом совсем забыв о том, что лежу под ним абсолютно голым. Поймав заинтересованный взгляд Глафиры, в очередной раз
— Одежда моя где?
— Так вот же, — Глафира указала на табурет, на котором недавно восседал мой бледный «братишка», продолжая откровенно на меня пялиться, словно оценивая, — ты её в подвале оставил, когда в оборотня перекидывался.
— Спасибо! — Я быстро натянул на себя исподнее, штаны с гимнастеркой и стремглав кинулся из избы следом за мамашкой, показывающей дорогу.
Она привела меня в небольшой запущенный фруктовый сад, в котором я за всё время нахождения в Ведьминой балке и не удосужился побывать. А год явно выдался урожайным — ветви деревьев гнулись от груш, яблок и других фруктов, которых даже на земле валялось видимо-невидимо. Но нам сейчас явно было не до этих прелестей.
Акулинку я заметил у подножия старой и толстой яблони, приствольный круг которой был весь усыпан спелыми плодами. Девушка сидела на траве, подтянув под себя коленки и, что-то тихо нашептывая, словно бы гладила ладошкой пустое место. Другой бы на моем месте подумал, что свихнулась, бедная, воздух гладить, но я-то знал, как обстоят дела на самом деле.
Уже подбегая к девушке, я переключился на своё ведьмачье зрение, позволяющее видеть ауры не только людей, но и других живых существ. В том числе и нечисти. И то что я увидел, мне совершенно не понравилось. Аура злыдня едва мерцала, вспыхивала и гасла, словно светлячок в летней ночной темноте. Похоже, что Лихорук действительно отдал мне слишком много сил.
— Рома! Ромочка… — Акулинка подняла ко мне своё залитое слезами лицо. — Ты же спасешь его? Не дашь погибнуть…
— Конечно спасу, товарищ Красавина! — Я ободряюще улыбнулся девушке. — А ты иди к маме, чтобы не мешать…
Акулинка беспрекословно поднялась и отошла. А я присел возле «невещественной субстанции» (хрен его знает, как еще назвать такое состояние нечисти) злыдня и попытался до него «достучаться». С уменьшением расстояния наша связь усилилась, и был реальный шанс пообщаться с Лихоруком хотя бы мысленно.
«Ты как это, дружище, до такого состояния себя довёл?» — с изрядной долей бодрости ментально «телеграфировал» я.
«Не рас-сш-шитал с-сил Лих-хорук… С-спас-сти тоф-фариш-ша Ш-шуму ош-шен х-хотел…» — Донесся до меня едва слышный мысленный посыл нечисти. И если бы я не находился рядом, я мог его и вообще не расслышать. «Мощностей» у моего одноглазого друга и не осталось совсем.
«Ты ведь мог этого не делать, старина, — ну, не мог я его об этом не спросить. — Зачем?»
«Ты
Глава 22
Бледнеющая на глазах аура злыдня стала напоминать разорванное решето, прорехи в котором стремительно расширялись. Её структура буквально растворялась в воздухе прямо на моих глазах, грозя исчезнуть с минуты на минуту.
— Э-э-э! Ты чего это удумал, братская чувырла! — заорал я одновременно во всех «диапазонах» — на ментальном и физическом уровнях. — Не смей умирать, Горбатый! Я тебе приказываю! Приказываю! Слышишь? Не смей!
«Прос-сти тоф-фариш-ш, — едва уловил я сквозь шум листьев над головой, — ш-шис-сн…»
Что хотел мне сказать Лихорук, я не расслышал, видимо даже на это у него не хватало сил. Но просто так отпускать на тот свет моего боевого товарища и друга, не пожалевшего отдать за меня самое дорогое, что у него было — очень и очень длинную жизнь, я не намерен.
Я был готов за него побороться, да хоть бы и с самой Смертью! К тому же, если это не было бредом, я оказался близко знаком с четвертым всадником на бледном коне. Он даже называл меня братом. И, если он сейчас сюда явится за моим злыднем, думаю, порешаем с ним эту проблему по-нашему, по-пацански.
Наплевав на все условности, я «ухватился» за то единственное, что продолжало нас связывать с нечистью — резко усыхающий канал так и не разорванной Лихоруком магической клятвы. И пусть у меня не было в резерве ни капли колдовской энергии, я с усилием начал вгонять в этот канал свою жизненную силу.
Как мне удалось это провернуть? Не спрашивайте, я так и не понял. Поросто было огромное желание спасти бедолагу, и я был готов закачать в одноглазого пройдоху хоть всю свою жизнь. Ведь он же не остановился в тот момент, когда мне грозила опасность, и я мог реально погибнуть. Вот и я не собирался останавливаться — долг, он платежом красен.
Я почувствовал, как мне резко поплохело, закололо где-то в районе сердца, а ноги стали ватными и отказались держать моё враз потяжелевшее тело. Я едва успел выставить вперед дрожащие руки, чтобы смягчить своё падение на землю. Но не очень в этом преуспел, проехавшись щекой по жестким стеблям вызревшей травы.
Я услышал, как что-то закричала Акулина, бросаясь ко мне на помощь. Но что она конкретно кричала, разобрать уже не удавалось — голова почти перестала соображать. Но я продолжал закачивать в злыдня собственные секунды жизни, складывающиеся в минуты, переходящие в часы и дни. Я чувствовал, как откручиваются недели, месяцы и годы.
Меня не интересовало, сколько их уйдет и что со мною случится после этого. Разбираться буду позже, если уцелею. Главное, чтобы Лихорук сумел вывернуться из цепких костяных пальцев Смерти и вернуться обратно! И я буду не я, если мне не удастся победить в этой тихой, но от того не менее тяжелой схватке.