Товарищ "Чума" 2
Шрифт:
— А ты другого в своём лесу стал бы терпеть? — Слегка поддел я старика.
— Прав, не стал бы, — кивнул лесной хозяин, — тотчас же пришиб… Если бы сил на то хватило, — подумав чуть-чуть, добавил он. — Злыдни — они живучие весьма, не так-то просто его к Ящеру[2] в Кощные Палаты определить, если он в полную силу вошел. Твоего-то даже круг волхвов не смог уничтожить, только связать и сумели.
— И вот что, дедко Большак, ты Лихорука больше тварью подлой не зови, — вежливо попросил я лешего. — Не тот он уже, что давеча. Сил, да и жизни своей не пожалел, чтобы
«П-пратиш-шка Ш-шума за Лих-хорука перед леш-шим отф-фет дерш-шит… — послышался шепелявый говорок в моей голове — значит, рядом где-то злыдень мой. Охраняет братишку. — Не с-сап-пудет с-слыдень ш-шес-сти окас-саной…»
— Чудны дела в моём лесу нынче творятся, — прогудел леший, еще больше изумившись. — Да не прячься ты, оглоед одноглазый! Всё одно же знаю, что ты здесь! Давай, появись, раз сам товарищ мой Чума тебя так привечает!
Подле меня тут же соткалась из воздуха горбатая фигура злыдня.
— Иш-шполать теп-пе, дедко Больш-шак! — опасливо косясь на лешего единственным глазом, прошамкал злыдень.
— И тебе не хворать, одноглазый! — вполне себе добродушно произнёс старичок-лесовичок. — Не боись, не забижу! Не каждого первый всадник братом называть будет. А уж чтобы злыдня… Честь это большая — гордись, одноглазый, оказанным доверием!
— Лих-хорук не п-подф-федёт п-пратиш-шку! — подал голос злыдень, раздувшись и выпятив грудь колесом. Ну, насколько горб позволил. — Лих-хорук люп-похо ф-ф х-хлош-шья за п-пратиш-шку п-порф-фёт! — Он даже зубами клацнул, показывая, как будет это делать.
— Ну, вот, видишь, какой у тебя защитник! — расхохотался дребезжащим смехом леший. — Он, пожалуй, даже пострашнее твоего «бледного» брата будет. Не подскажешь, товарищ мой Чума, по чью душу он недавно в мой лес заявлялся? — неожиданно перестав смеяться, спросил лесной владыка. И в его изумрудных глазах я заметил тщательно скрываемые «искорки» страха.
Значит, всадник по имени Смерть мне действительно не привиделся в горячечном бреду, как я необоснованно надеялся. Он приходил, сидел у моей кровати, позвякивал своим жутким инструментом, призывая поскорее себя осознать. Это, якобы, необходимо, чтобы осадить не в меру разошедшегося Войну…
Самое интересное, что я никак не ощущал в себе этого моего «тёзку» — Чуму-Завоевателя, как и не ощущал никаких остатков личности первого владельца моего тела — музыканта Рому Перовского. Нет, мне, конечно, было бы интересно «познакомиться» с такой легендарной фигурой, как первый всадник апокалипсиса, но жертвовать ради этого своей личностью, я был абсолютно не намерен.
— Похоже, что по мою, дедко Большак, — честно ответил я лешему.
— И чего он хотел? — продолжал допытываться старичок, выдохнув с облегчением. Неужели думал, что Смерть за ним явился?
— Наверное, чтобы я закончил маяться дурью, — я пожал плечами, — и побыстрее вспомнил, кто я такой есть.
— А, понятно, — поспешно кивнул Большак, и
Но я, по его встревоженному и напряженному виду уже понял, что всё остальное было лишь необременительной беседой перед грядущим обстоятельным разговором. Типа, потрепались о здоровье и погодах, а теперь пора и к серьёзным проблемам переходить.
— Тут такое дело, товарищ мой Чума… такое дело…
— Давай уже, не ходи вокруг да около, дедко Большак! — Решил я ускорить события и взял быка… то есть лешего «за рога». — Вижу, что проблемы у тебя какие-то приключились? Если чем помочь могу, ты говори — не стесняйся.
— Беда, товарищ мой Чума! — наконец, откинув все условности, заговорил леший. — два дня назад на самой границе моего леса настоящая прорва смертных и их железных зверей скопилась. Окружили со всех сторон, вороги, хоть лес мой и немал… Но и невелик, всё же… Сердцем чую — не к добру это! Пожгут-попалят мои угодья! Зверья погибнет тьма-тьмущая… А без леса и мне смерть придёт… страшная… неминучая!
— Постой, да с чего ты это взял? Я же сказал, что ко мне Смерть приходил, и к твоим делам он никакого отношения не имеет.
— Хорошо бы так, товарищ мой Чума, но… Поймал я несколько смертных… ну, из тех, что возле леса моего стали тереться… Расспросить хотел: чего они удумали, паразиты?
— Ну-ка, ну-ка? Поведай, старче, поподробнее? — Если уж сам леший на такую откровенную «авантюру» пошёл, значит точно плохи наши дела. И есть у меня стойкое подозрение, что это по мою душу… Не успокоится немецкий упырь, пока русского ведьмака со свету не сживёт!
— Да только жидковаты оказались людишки… — разведя руками, виновато сообщил леший. — Или ребятки-зверятки мои перестарались — один только и выжил, да и тот по-нашему ни в зуб ногой! — расстроенно заявил Большак. — Всё больше под себя гадит, да мычит. Выручай, товарищ мой Чума, — «слёзно» попросил он меня. — Распроси-разузнай, чего эти твари задумали? Вы-то, всадники, любой язык разумеете, не то что мы владыки дремучие… Поможешь, а?
Кстати, да — с языками у меня полый порядок. Может, поэтому в меня всадник и вселился? Или он изначально «там» был… Б-р-р! Голова от таких мыслей кругом идёт. Ну его — потом буду разбираться. А вот лешему помогу — мне информация о вражеских планах тоже не помешает.
На том и порешили, и по рукам ударили. А через мгновение тропинка чудесная в лесу открылась. Которая прямо к «берлоге» лешего и привела. А у лесного хозяина избушка оказалась, что надо — большая и просторная. И ощущение такое, как будто он её натурально вырастил.
Но полностью оценить уровень комфорта лесного владыки мне не удалось — тот сразу потащил меня пленнику, единственному оставшемуся в живых. Фриц, упакованный в черную униформу танкиста, обнаружился в «растительной» клетке в совершенно неприглядном виде. Мало того, что он обделался в самом прямом смысле слова, так еще и «по фазе» основательно двинулся.