Товарищ "Чума" 3
Шрифт:
— Komm herein! — донесся слегка приглушенный мужской голос из-за двери.
[Войдите (нем.)]
Гауптманн распахнул дверь и четким строевым шагом вошел в кабинет начальника оперативного отдела штаба 13-й танковой дивизии.
— Хайль Гитлер! — выбросив правую руки в нацистском приветствии, отчеканил офицер.
— Хайль! — Отозвался сидевший за столом сухощавый и очень коротко стриженный оберст-лейтенант. — Слушаю вас, герр гауптманн? — мельком пробежавшись по погонам и боевым наградам незнакомого
— С недавнего времени, герр оберст-лейтенант, переведён в вашу часть, — браво ответил гауптманн, положив на стол начальнику штаба пакет с документами.
Пока Кремер изучал представленные бумаги, прибыший гауптманн изучал самого оберст-лейтенанта. Начальник оперативного штаба дивизии оказался сухощавым и поджарым мужчиной, лет сорока-сорока пяти, с удлиненным породистым лицом потомственного военного.
Несмотря на довольно молодой (сорок лет — самый мужской расцвет) возраст, лицо оберст-лейтенанта было «расчерчено» глубокими мимическими морщинами. Видимо, не очень сладкой была вся предыдущая жизнь герра Кремера. Насколько гауптманн знал, начальник оперативного штаба успел повоевать еще и на той, Первой войне, где ему тоже весьма доставалось.
И пусть его жизнь была «несладкой», но вполне себе «героической» — на правой стороне кителя болтался крупный и тяжелый «Немецкий Крест в золоте», прицепленный на булавке к карману. Поскольку он был довольно массивен и тяжёл, существовала его матерчатая версия для повседневного ношения на мундире в полевых условиях. Но Кремер предпочитал носить настоящий орден, чем его матерчатый суррогат.
Гауптманн незаметно для штабиста усмехнулся, вспомнив, как фронтовики-немцы за помпезный внешний вид называли орден «яичницей Гитлера», либо «партийным значком для близоруких», потому что центральная часть ордена — чёрная свастика на белом фоне в золотом или серебряном венке, напоминала сильно увеличенный партийный значок НСДАП.
Помимо «яичницы» грудь оберст-лейтенанта, но уже с левой стороны, украшал «Железный крест 1-го класса», от которого уже «рукой подать» и до «Рыцарского креста». А судя по оригинальному золотому ордену, Кремер не откажется нацепить на шею и этот «жестяной галстук», как, опять же едко именовали эту высокую награду все те же фронтовики.
Лейтенант госбезопасности Иван Чумаков знал буквально всё про эти боевые фашистские награды — вызубрил наизусть, еще будучи курсантом в «Школе особого назначения НКВД». Мог, даже спросонья, легко оттарабанить их статуты[3] и обиходные солдатские прозвища — Чумакову необходимо было стать своим в стане врага.
Ведь даже знание в совершенстве языка противника — это здорово, но мало. Досконально не зная нравов, царящих внутри боевых подразделений вермахта и СС, невозможно было раствориться в его рядах. Лейтенанту госбезопасности пришлось даже провести несколько месяцев в лагере, где содержались военнопленные немцы, стараясь как можно точнее вжиться в роль «своего фашистского рубахи-парня». И ему, надо признать без ложной скромности, это отлично удалось! И лишь одна ошибка стоила ему будущей блестящей карьеры разведчика-нелегала…
Он не любил об этом вспоминать,
Он даже не сразу поверил, когда за ним пришли от товарища Судоплатова. Не верил, когда сам начальник 4-го управления НКВД доводил до него всю важность предстоящей миссии. Даже сидя в самолёте, он всё еще не верил, что его мечта наконец-то начала сбываться.
Согласно усвоенной информации, лейтенант госбезопасности знал, что несмотря на свой бравый вид, военную выправку и «блеск» орденов Рейха, Кремер был прожжённым штабистом. Да — в действующей армии, да — на фронте, но непосредственно в боевых столкновениях он не участвовал.
Хотя за успешно выполненные подразделением боевые задания регулярно получал награды, планомерно двигаясь по карьерной лестнице. И ему было совершенно плевать на какого-то там гауптаманна, неизвестно за какую провинность сосланного в его часть. Судоплатов выбрал Кремера, как идеальный вариант, с которым можно было работать. А еще, зная о его просто патологическом пристрастии к женщинам и дорогому спиртному, особенно коллекционному коньяку, была разработана и легенда чекиста.
— Давайте начистоту, гауптманн… — отодвинув в сторону бумаги, предоставленные Чумаковым, произнес Кремер.
Иван привычно отметил, что начальник оперативного штаба в них почти и не заглядывал — так, мазнул взглядом по верхним листам, и всё.
— Кухмайстер, — в очередной раз прищелкнул каблуками Чумаков, и бодро тряхнул головой. — Михаэль Кухмайстер, герр оберст-лейтенат! — представился он полным именем, подобранным ему спецами Судоплатова.
— Вы мне симпатичны, Михаэль, — неожиданно улыбнулся начальник штаба, — к тому же в вашем произношении явственно чувствуются «нотки» милой моему сердцу Вестфалии…
— Так мы земляки? — Иван тут же обратил внимание на эту странность, поскольку знал, что Кремер родом из Штеттина, еще в начале века принадлежащего Пруссии.
— О, нет — я родом из Штеттина, — ответил оберст-лейтенант, и Чумаков понял, что специалисты из НКВД не даром едят свой хлеб. — А вот после Великой войны мне долгое время пришлось служить в полиции славного города Дюссельдорфа…
— Неужели, герр оберст-лейтенант? — сделав донельзя удивленное лицо, воскликнул Иван. — Это же мой родной город! Возможно, что мы раньше встречались…
— Зовите меня Фриц, Михаэль, — неожиданно предложил Кремер, явно находясь в отличном расположении духа. — Мы ведь можем себе позволить общаться как обычные люди в такие редкие минуты затишья… Присаживайся, — И Фриц указал Ивану на свободный стул.
— Буду только рад, Фриц, — ответно расшаркался «Михаэль», уверенно приземляясь на указанное место.
— Итак, начистоту, Михаэль! — напомнил Кремер, уткнувшись ладонью в подбородок.
— Изволь, Фриц, — широко улыбнулся Иван, — это всё женщины, чёрт бы их побрал! Я, не подумавши, переспал с женой моего непосредственного начальника… Вернее, подумал, но по всей видимости, не тем местом!