Товарищ "Чума" 3
Шрифт:
А еще Тарасовка была забита автомашинами, мотоциклами с коляской и без, и кучей народу, которая суетилась вокруг техники, напоминая мне с высоты большой муравейник своим слаженным движением. В этом-то немцам можно реально позавидовать — никакого хаоса и «броуновского» движения не наблюдалось совсем.
Все четко, слаженно, отрепетировано, как по нотам! Каждый даже самый маленький «винтик» на своем месте, и каждый знает, что ему делать в конкретный момент времени. Пресловутый немецкий «орднунг»[1] в действии. «Ordnung muss sein» — «Порядок должен быть» — гласит немецкая пословица.
Сравните эту нехитрую немецкую поговорку с нашим родным русским «авось», тоже в сжатой форме выражающий характерные черты русского характера: склонность плыть по течению или рисковать с надеждой на лучший исход; леность и безразличие, когда позволительно сделать что-либо небрежно, в надежде, что небрежность не будет обнаружена и наказание не последует.
Вот поэтому-то и выходит так, как в другой поговорке: что русскому хорошо, то немцу смерть. И я буду стараться по мере сил претворять её в жизнь в прямом смысле этого слова. Чем меньше фрицев останется в живых — тем лучше.
Но, честно говоря, лезть на рожон в эту вражескую слаженную толкучку не очень-то хотелось. С моими-то силами, вернее с их полным отсутствием это было очень опасно. Я уже подумывал найти место поспокойнее, чтобы и фрицев поменьше, и подальше от Тарасовки, но неожиданно появившийся на соседней ветке злыдень оторвал меня от размышлений.
— Ш-шрать ош-шень х-хош-шетс-ся, п-пратиш-шка Ш-шума! Мош-шна? — сглотнув слюну и облизнув острые зубы языком, вопросительно посмотрел на меня Лихорук.
— Знаешь, приятель, здесь слишком много врагов. Как-то… опасаюсь я… Сил совсем нет в резерве… — честно признался я Лихоруку.
— Людиш-шки, — презрительно прош-шипел злыдень, — Лих-хоруку на один с-субок! Них-хто с-слыдя даш-ше не с-саметит! Не умеют они, а ф-ф неш-шис-сть не ф-ферят даф-фно. Отпус-сти, п-пратиш-шка! Ош-шень х-холоден Лих-хорук! Ош-шень-ош-шень!
— А вдруг случиться чего, братишка? — Ну, вот что-то не давало мне покоя. — А я тебе даже ничем помочь не смогу. Одного автомата и гранат на всю это свору не хватит. Может, всё-таки поищем местечко поспокойнее? — продолжал увещевать я своего боевого товарища.
Какое-то странное ощущение опасности никак не хотело меня отпускать. Может быть, это от того, что я увидел, сколько на самом деле фрицев собралось у кромки леса. Не знаю. Но мне отчего-то было очень «неуютно».
— С-саш-шем? — искренне изумился злыдень. Я даже ощутил его реакцию, не напрягая своих ведьмачьих способностей, настолько она была велика. — Много с-смертных-х — много с-силы! С-слыдень опять п-пудет мох-хуш-ш, как п-пох-х!
— Вот именно, как пох! — усмехнулся я. — Ладно, иди, — Может, я действительно зря мандражирую? Ну, какие фрицы соперники злыдню? Они для него всего лишь пища. — Только не усердствуй сильно, дружище! Чуть «здоровье» поправишь — и назад! Мы потом с тобой настоящую диверсионную операцию разработаем. Так чтобы только кровавые брызги в стороны разлетались! Ферштейн?
— Ф-ферш-штей, п-пратиш-шка, — кровожадно облизнулся Лихорук, видимо, представив себе эти кровавые брызги. И тут же исчез из моего вида.
Пришлось мне переходить на колдовское зрение,
Я бы туда сейчас запустил одну из своих ворон, чтобы в подробностях разглядеть действия злыдня, а после устроить, так сказать, разбор полётов. Чтобы в следующий раз действовать намного эффективнее. Хотя, я отлично видел полыхающую ауру Лихорука — мой братишка был действительно весьма и весьма голоден.
Я вообще не понимаю, как он сдерживал себя в нашем маленьком теплом кругу. Думаю, что при желании злыдень мог бы обойти те хилые обереги, что я соорудил для моих женщин. А то и вовсе их разрушить. Но он держался, даже ни разу не «облизнувшись» в сторону хозяек Ведьминой балки. За что ему, как говорили, а, вернее, как еще будут говорить в будущем мои ученики — респект и уважуха!
Помимо ауры злыдня я прекрасно «считывал» и энергетические оболочки фрицев. Их «духовные оболочки» (хотя, откуда взяться душам у этих бездушных тварей?) светились куда тусклее, чем полыхающая нестерпимым голодом аура Лихорука. Поэтому мне не приходилось напрягать «зрение», чтобы отслеживать его продвижение к лагерю противника.
Вот мой братишка пробрался через густой перелесок и выскочил на открытое пространство, откуда до Тарасовки оставалось просто подать рукой. На секунду переключившись на обычное зрение, я проконтролировал, что мой диверсант продолжает находиться в невидимом обычным людям спектре. Словно и нет там никого.
Я немного расслабился и выдохнул, вновь переключаясь на ведьмовское зрение: ну, скажите, кто с такой-то мировой маскировкой сумеет обнаружить моего братишку? Но в душе что-то все-равно тянуло, не желая успокаиваться. Какое-то предчувствие, что ли? «Чуйка Чумы», как называли подобное мое поведение парни из разведроты.
Во только в тот последний наш рейд она отчего-то не сработала… Может быть зря я поддался на уговоры злыдня и отпустил его одного? Ведь с пустым резервом я действительно ничем не смогу ему помочь, если случится что-то неординарное. Хотя, может, это я себя накрутил? И надо просто успокоиться?
Злыдень, меж тем приближался к линии, вдоль которой расположились танки и другая убойная вражеская техника. Двигался он быстро и резко, огромными скачками, даже отталкиваясь от земли своими длинными руками. Ни дать, ни взять — уродливая горбатая и лысая горилла с непомерно огромной головой вышла на прогулку.
По мере его приближения к экипажу ближайшего танка, ауры фрицев начали постепенно «накаляться». В них начали преобладать нотки раздражения и недовольства. Я, конечно, находился довольно далеко от этой «линии обороны», но даже до меня долетали обрывки какого-то «горячего» спора.
Думается мне, что фрицы так и не поняли, в какой момент благостное состояние расслабленности (отличная погода, просто очаровательный летний вечер, и главное — никакой стрельбы) перешло в откровенную неприязнь к ближнему своему. Свара постепенно разгоралась — дело уже дошло до «хватания за грудки» и «махания кулаками».