Товарищ "Чума" 3
Шрифт:
Голова разламывалась, горела щека, и еще отчего-то пульсировали кончики пальцев на левой руке. Чумаков поднес их к глазам, и с удивлением обнаружил, что они посинели, а ногти так и вообще залило «чернотой». Только сейчас он вспомнил, что именно этой рукой тянул на себя стол, когда прогремел взрыв. Вот и «отбило» пальцы, словно в детстве, когда он не успел выбросить и держал в руках разорвавшуюся петарду.
Солдаты вывели их Кремером на улицу и проводили до расположения санитарной службы. К этому моменту пострадавший от взрыва слух частично восстановился, и Чумаков услышал,
Однако, на этот счет у Ивана были определенные сомнения. Птица, на его взгляд, действовала уж очень разумно. Надо быть просто гениальным дрессировщиком, чтобы научить ворону таким «фокусам». Хотя, всё конечно может быть.
— Данке, Михаэль! — прекратив ругаться, произнес Кремер, когда за него взялись медики санитарного батальона. — Ты спас мне жизнь, и я перед тобой в неоплатном долгу!
— Не стоит благодарностей, Фриц! — поморщившись, когда один из эскулапов принялся обрабатывать поврежденную осколком щеку, произнес Чумаков. — Ты на моём месте поступил бы так же…
— Вообще чудо, что мы выжили и почти не пострадали! — возбужденно перебил его оберст-лейтенант. — Нас вообще должно было насмерть посечь осколками… И благодарю Деву Марию, что ты оказался настолько быстр… Но скажи мне, как? Как эти ублюдки сумели так выдрессировать эту чертову ворону?
— Я не знаю, Фриц, — пожал плечами разведчик, — со мной такое впервые. А что вообще произошло? Ну, там, на улице? — уточнил он. — До того, как нас едва не размазало взрывом я слышал выстрелы.
— Сейчас разберемся… — произнес оберст-лейтенат, зашарив взглядом по сторонам. Завидев неподалеку знакомую физиономию солдатика родом из «Комариной церкви», он крикнул:
— Тухель! Тухель, ком цу мир!
Солдатик резво подскочил к командиру:
— Яволь, герр…
— Оставь! — отмахнулся Кремер. — Быстро докладывай, чего там у нас приключилось? Кто стрелял?
— Так это, герр оберст-лейтенант, тут такое дело… — замялся Тухель, не зная, как сообщить начальству не очень хорошие новости. — Парни-механики из ремонтной роты отчего-то сцепились с танкистами второго батальона. Устроили заварушку, в которой кто-то и пальнул сгоряча…
— Хочешь сказать, что никакого нападения партизан не было? — сурово сдвинув брови, рыкнул Кремер. — И мои бойцы сами себя постреляли? Да ты с ума сошел, Тухель? Может, это они и мне в окно гранату забросили?
— Никак нет, герр оберст-лейтенат! — испуганно проблеял солдатик, втягивая голову в плечи. — Да вы сами идите, да посмотрите…
— Ты меня учить будешь, Тухель? — ядовито поинтересовался Кремер. — Да ты у меня из нарядов не вылезешь…
— Там еще это, герр оберст-лейтенант, — произнес Тухель, — эти сумасшедшие итальяшки-монахи какую-то тварь сетями выловили. Акурат возле потасовки наших парней…
— Какую еще тварь? — Брови оберст-лейтената удивленно поползли вверх. Он даже о боли забыл, и медик, ковыряющийся в ране, улучив момент, выдернул из плеча Кремера осколок гранаты. — Scheisse! — чертыхнулся оберст-лейтенант.
Но надо было отдать должное его стойкости,
— Что еще за монахи, Фриц? — Чумаков удивленно посмотрел на Кремера. — Да еще и макаронники? Для чего они здесь? Или у нас полковых капелланов[1]-немцев уже на всех не хватает?
— Так в том-то и дело, что я сам просто офонарел, когда к нам прибыл целый отряд этих «itaker»[2] в монашеских сутанах. И прогнать ни-ни — распоряжение самого рейхсфюрера! Говорят, что Гиммлер их специально у дуче Муссолини выпросил. Только за каким чёртом, я так и не понял? Так что там за тварь они выловил, Тухель? — вновь принялся расспрашивать солдата Кремер.
— Так это… — задумался Тухель. — Сам-то я не видел, но парни шепнули, что уродливый такой, что наш кобольд из сказок. — Башка большая, а пасть — так просто огромная! С вот такенными зубищами в три ряда! — возбужденно затараторил он, обрадовавшись, что командир забыл о наказании. — Одноглазый, горбатый, и ручищи, словно у обезьяны до самой земли…
— Это тебе всё парни рассказали? — как-то вкрадчиво поинтересовался Кремер, которому санитар уже заканчивал бинтовать зашитое плечо.
— Ну, да… — Не догнав в чём подвох, согласно кивнул головой солдат.
— У тебя что, других дел нет, Тухель? — неожиданно заорал оберст-лейтенант, забрызгав слюной не только рядом стоящего санитара, но и самого шутце. — Ты только и можешь, что слухи собирать! Пшёл вон, Dummkopf! Потом с тобой разберусь! — продолжал неистовствовать Кремер.
[Dummkopf — дурак (нем.)]
Тухеля словно ветром сдуло, дослушивать угрозы высокого начальства он явно не хотел. Чумаков так и не понял, чем было вызвано подобное поведение оберст-лейтенанта, но, видимо, «наболело». Пока Кремер бесновался, медики уже успели зашить и обработать глубокий порез на лице самого Ивана.
— Есть зеркало? — спросил Чумаков у санитара и, получив требуемое, вгляделся в собственное отражение.
— Могло быть и хуже… — произнес он, разглядев уродливый шов, неравномерно стягивающий распухшую и воспаленную плоть.
— Да ты теперь выглядишь настоящим героем, Михаэль! — воскликнул успокоившийся Фриц. — Шрамы украшают мужчин — теперь все фройляйн и фрау, и даже замужние дамы твоими будут! — Безапелляционно заявил он, разглядывая рану Чумакова, прищурив один глаз.
«Ну, да кто о чём, а вшивый о бане», — мысленно усмехнулся разведчик, но вслух, естественно, этого не произнёс.
— Твои бы слова, да богу в уши… — Усмехнулся он в ответ, но закончить фразу не успел — в помещение лазарета зашел весьма крепкий мужик, с неулыбчивым и выбритым до синевы лицом.
Он был облачен в долгополую черную сутану с капюшоном, подпоясанную обычной пеньковой веревкой. Да и сама сутана была весьма поношенной, Чумаков умудрился заметить даже несколько умело заштопанных дыр на локтях.
— Херр Кремер, — довольно противным и скрипучим голосом произнес монах, — мне надо переговорить с вами с глазу на глаз.