Товарищ "Чума" 7
Шрифт:
— Понял, насяльника! — закивал бурят, а его хитрые глазки маслянисто заблестели.
— Не понял, насяльника, — вновь поправил подчинённого сержант, — а так точно, товарищ командир!
— Так точно, товарища командира! — послушно произнёс бурят. — А почему не понял?
— О, Господи! — схватился за голову Потапов. — Ну, и вот как с ним быть? Сейчас хоть по-русски немного балакать научился. А так совсем было, хоть караул кричи! Понимаете, товарищи — ну, совершеннейшее «дитя природы». Как этот… как его? — Сержант наморщил лоб, пытаясь что-то вспомнить. — А!
— Так это, — Баяндуев уселся на краешек бревна рядом с Потаповым, — Бато видеть может. Другие не могут, а Бато может, — заявил бурят, расплывшись в улыбке.
— Ты это, Баяндуев, — одернул бурята сержант, — умным людям голову-то не морочь! Видит он, видите ли, чего другие не видят! —усмехнулся мужик.
— Бато видит, — опять закивал Баяндуев. — И ты, ноён-ахай[2], тоже увидеть сможешь, если будешь знать, как. И товарища твоя — молодой, не хромая который, тоже может. И может тот могучий эзен[3], что ёловый юрта лежать, а его душа иной мир ходить, куда черный большой заян детишек уводить…
— Дела-а-а… — присвистнул стоявший за спиной бурята капитан госбезопасности Фролов. Увидеть в шалаше, куда так и не пришедшего в сознание товарища Чуму перетащил Чумаков, молодой бурятский красноармеец никак не мог. И догадаться о его плачевном состоянии, тоже не мог. Выходило так, что этот Баяндуев тоже являлся одарённым. — Ну-ка, товарищ сержант, погуляй немного… — попросил Потапова Лазарь Селивёрстович. — То, о чем я буду сейчас твоего Баяндуева расспрашивать — является секретной информацией! — строго произнес он.
— Слушаюсь, товарищ капитан госбезопасности! — не разводя лишних разговоров, сержант поднялся на ноги. Да и спорить с таким высоким чином смысла совершенно не было.
— А вот скажи-ка ты мне, Бато, — Фролов уселся на освободившееся место, — откуда ты всё это знаешь?
— Так ада — мелкие лесные духи в ухи Бато нашептали, — ответил бурят, даже не пытаясь юлить. — Бато с детства их слышит — дед научил…
— И кто у нас дед? — перебил бурята Фролов. — Волшебник?
— Э-э-э, зачем волшебник? — вроде как даже возмутился Баяндуев. — Выше бери, насяльника! Великим шаманом дед Бато был.
— Хорошо, — кивнул Фролов — его предположения оправдывались. — Значит, и про следы детей тебе тоже лесные духи нашептали? Или сам леший рассказал?
— Нет, — помотал головой бурят, — му-шубун, здешний хозяина лесной, сгинул давно. Его сильно большой черный заян[4] рвать, тот, который детей к себе под землю забирал, за которым ваш могучий эзэн шаман спускаться в нижний мир.
— И зачем ему, по-твоему, куда-то там спускаться? — поинтересовался между делом Лазарь Селивёрстович.
— Как зачем, насяльника? Черный заян — покойника-немёртвый, совсем старый, однако! Сильный! Не каждому великому шаману по плечу над ним верх взять, — доверительно продолжил он рассказ. — Да ты сама воздух-то понюхай, да… — И Баяндуев показательно засопел носом. — Чуешь-нет? Мертвечиной вся округа вонять! Э-э-э! Не чуешь ты ничего, насяльника! — Махнул рукой
— Я? — Оторвал голову от записей Бажен Вячеславович. — Понюхать?
— Да-да, твоя! — Вновь закивал Бато. — Нюхать. Затем думать-чувствовать, затем опять нюхать. И глаза закрывать — так лучше, — посоветовал он профессору.
Бажен Вячеславович закрыл глаза, а затем начал втягивать носом воздух, стараясь вычленить в нем различные ароматы. Прежде всего лесной воздух приятно пах осенью: опавшей и прелой листвой, свежестью и… Присутствовал в этом переплетений запахов еще один… посторонний… неприятный… и не запах вовсе, а так, что совершенно непонятное на грани восприятия…
Профессор, попытавшись на нём сосредоточиться, неосторожно вошел в состояние, предшествующее у него переходу в ускоренный режим длинного времени. И тут по его «обонятельным рецепторам» ударил настолько сильный запах мертвечины, что Трефилова едва не вывернула наизнанку.
— Видеть моя, почуял-таки вонь чёрного заяна, ноён-ахай? — Бурят это легко определил по побледневшему вдруг лицу профессора и рвотному рефлексу, заставившему его горло сжаться в спазме.
— Д-да… — произнёс Бажен Вячеславович, борясь с навалившейся дурнотой.
— Выдыхай, уважаемый! Выдыхай быстрее! — участливо произнёс бурят, по-дружески похлопав профессора ладонью по спине. — Первый раз — всегда так. Б-р-р! — И он зябко передёрнул плечами. — После привыкнешь, однако… А в первый раз совсем погано!
Профессор смахнул рукой выступившие в уголках глаз слезинки. Баяндуеву удалось его отвлечь, и Трефилову действительно стало намного легче. По крайней мере рвотный рефлекс не пытался вывернуть наизнанку его пустой желудок. Но мерзопакостный сладковато-тошнотворный «привкус» разложения так и остался висеть в воздухе. Но с этим можно было мириться.
— Вход здесь в логово черного заяна, — продолжал разглагольствовать бурят. — Только сокрыт он для глаз Бато. Только могучий боо[5] видеть может. Как ваш, который туда ходить с помощником…
— С каким помощником? — не понял последней реплики Баяндуева Бажен Вячеславович.
— О, это страшный, сильный и злобный дух! Даже дед от таких подальше держаться. Душу эта тварь сожрать может… А чтобы увидеть его — сила большая нужна…
— А у нас её, стало быть, нет? — подытожил профессор.
— Сам всё сказал, однако, ноён-ахай, — опять мелко закивал бурят. — Совсем силы мало у тебя. И товарища твой тоже слабый совсем. Упражнять свой дар надо, однако! — с видом знатока произнёс он, подняв указательный палец вверх.
— Иди уже к своим, учитель! — хохотнул Фролов, отпуская Баяндуева. — И сержанта ко мне позови!
Бурят ушел, а через минуту к костру подошел Потапов:
— Вызывали, товарищ капитан госбезопасности?
— Да. Садись, сержант, разговор есть… — начал издалека Фролов. — В общем, забираю я у тебя этого хлопца, командир! — безапелляционно заявил он.