Товарищ фюрер. Книга 1. Триумф блицкрига. Дилогия

Романов Герман Иванович

И пальцы высокомерно гнуть не станут — это им не Нагасаки с Хиросимой в пепел обращать, ибо на развалины Сан-Франциско и Вашингтона они вряд ли захотят любоваться!

Лондон

— Сын старой шлюхи Гудериан просто берет нас за горло!

Черчилль грязно выругался, всеми фибрами души ненавидя командующего танковыми войсками Германии, в то же время отдавая ему должное, ибо страх помимо воли все чаще и чаще показывал себя.

Германские бронированные клинья распороли страну ровно посередине и теперь расходились в стороны, устремляясь одной группой к Ливерпулю, а другой глубоко обходя Лондон с севера и быстро двигаясь к восточному

побережью Англии. «Боши» могли позволить себе бить не крепким кулаком, а растопыркой стальных пальцев — слишком велик их перевес в силах, и уверенность оттого только больше возрастала.

Измученные и обескровленные в долгих боях британские войска отходили. Вначале пятясь и ожесточенно огрызаясь, теперь, после прорыва фронта, отход кое-где превратился в паническое бегство с надеждой добраться до ближайших портов и эвакуироваться за океан. И ничего с этим нельзя было поделать — все военные, от солдата до генерала, прекрасно понимали, что оккупация Англии — вопрос нескольких дней.

Осознал это и премьер-министр Англии, разрешивший начать эвакуацию, хотя некоторые мероприятия были сделаны по его тайному приказу заблаговременно, ибо решимость сражаться и призывать к кровавой борьбе до конца других — это одно, а осторожная предусмотрительность политика — совсем иное дело. В Ливерпуль уехали почти все министры и депутаты парламента, королевская семья, правительства стран, занятых немцами, — Польши, Голландии, Норвегии.

И главное, перевезены весьма значительные ценности, накопленные Британией за столетия тотального ограбления колоний, — все это было уже в портах и сейчас лихорадочно грузилось на военные корабли и транспорты, что должны отправиться за океан.

Вопрос с местом пребывания правительства Британской империи и королевской семьи решился только после бурных и ожесточенных дебатов. Канада отказалась стать убежищем почти наотрез — премьер-министру Кингу перспектива перейти на второстепенные роли в собственной стране совершенно не улыбалась. К тому же многочисленная французская диаспора, чья родина или праматерь объявила Великобритании войну за вероломное нападение на ее колонии, базы и корабли по всему миру, могла перейти к открытому неповиновению, что было чревато определенными сложностями.

Но, слава богу, у Британии имелось много колоний по всему миру, поэтому утверждаться в доминионах не было никакого смысла. Временным убежищем избрали Вест-Индию, а центром Ямайку, в столице которой, Кингстоуне, предстояло поселиться на первое время. К США поближе, ибо только эта страна могла утвердить справедливое господство избранного провидением народа, говорящего на одном языке.

Улетать из Лондона сэр Уинстон Черчилль пока не собирался, однако время уже поджимало. Нужно было срочно проделать еще одну крайне нужную вещь, что полностью отведет все его грехи в сторону и покажет народу истинного козла отпущения.

Париж

Маршал Петен прошелся по кабинету, мягкий ковер глушил шаги. И думал — нет, он все сделал правильно, другого выбора у него не оставалось. Можно презреть договоренности с Гитлером и, выбрав благоприятный момент, нанести удар в спину.

Но главная проблема в том, что война один на один окончится катастрофой, а пережить третий Седан ни он сам, ни народ окажутся не в состоянии. И ради чего снова воевать с немцами?!

Лотарингия и Эльзас, за исключением небольшой части последнего, населенного германским большинством, остались у Франции. Контрибуцию на страну Гитлер налагать не стал, хотя имел возможность свести счеты за Версальский мир.

Союз с Советской Россией?

Для Петена это было абсолютно неприемлемым, да и ради чего?! Чтобы укрепились позиции коммунистов в Европе и всем устроили сплошную большевизацию с коллективизацией?!

Нет, нет и

еще раз нет. Гитлер во сто крат лучше, тем более что явно начал менять свои взгляды. А это видно — вместо погибшего в авиакатастрофе Иоахима Риббентропа новым министром иностранных дел Германии стал фон Нейрат, и «Новый порядок» был сразу забыт, уступив место «Единой Европе», причем Германия предложила создать триумвират, включающий на равноправных условиях великие державы — Германию, Францию и Италию. С возможным включением в будущем других держав, таких, как «новая» Англия или Испания, или союзов. Именно в таком порядке, а это наводило на многие мысли. Тем более, а это маршал Петен хорошо знал, что в Стокгольме шли тайные переговоры о создании «Скандинавского союза».

И тогда маршал решился определить свою позицию. Подписанное между фон Нейратом и Лавалем соглашение полностью устроило французское правительство, которому народное собрание республики подавляющим большинством голосов вручило власть.

Франция не только не поступалась ничем жизненно важным, но и с чужой помощью сохраняла свое, на которое нашлось много охотников, хоть в ряд их выстраивай — Британия, Италия, Япония, Испания, ну и США, куда же без них в этом увлекательном деле.

А потому, когда германские войска высадились в Англии, маршал обрадовался, но занял выжидательную позицию, пока победитель не выявился со всей определенностью. Медлить было пагубно, и Франция объявила Британии войну, решившись отплатить сторицей за избиение флота в Мерс-эль-Кебире и предательство в Нормандии.

Берлин

— Интересно пишет, собака, складно излагает. Учитесь, Киса! — Андрей отложил в сторону книгу. — Да, если все это любой интеллигент увидел бы собственными глазами, то сразу в антикоммунисты подался, тут к бабке не ходи. Махровым антисемитом еще в дополнение!

Занявшись скандинавскими делами в июле, Родионов имел долгую беседу с новоявленным премьер-министром Норвегии Видкуном Квислингом, тем самым коллаборационистом, расстрелянным после войны.

Андрей удивился, причем искренне — русофобом этот нацист не был, причем даже женат на русской — Марии Пасечниковой. Просто в начале двадцатых норвежец работал в миссии помощи голодающим в России, которую возглавлял Фритьонф Нансен, знаменитый полярный исследователь.

Увиденное там настолько поразило Квислинга, что он позднее написал книгу «Россия и мы», направленную против большевистского режима и евреев, по его мнению, олицетворявших собою власть. И полную действительно теплых слов и сочувствия к русскому народу. Позднее этот норвежец стал местным фюрером или ферером, на своем языке, партии «Национальное собрание». Многовато оказалось нацистов в этой северной стране, в этом Андрей уже убедился, а потому решил отодвинуть их чужими руками в оппозицию.

Он с нетерпением ждал сообщений, которые, согласно его чаяниям, встряхнут не только старушку Европу, но и произведут определенное впечатление в мире, потому поглядывал на часы, но продолжал размышлять о наболевшем.

Теперь Вторая мировая война выглядела в его понимании совсем иной — внутри каждой, буквально каждой страны текла своя внутренняя война, везде были свои нацисты, если так можно сказать.

Представляли они собой вполне конкретные слои населения, стремящиеся сделать общество не разменной монетой в политических игрищах и не достоянием одних лишь толстосумов, а, если так можно сказать, социально ориентированным государством. И ценности выдвигались весьма понятные. В той же Франции, как он знал, Петен заменил «Французскую Республику» на «Государство» и вместо «свободы, равенства и братства» (абсолютно лживого, а потому привлекательного лозунга) выдвинул главными другие приоритеты — «труд, семья, отечество». То же самое в Италии, где фашисты пришли к власти в результате выборов.