Товарищи китайские бойцы
Шрифт:
Расспрашивая о командире китайского батальона, мы одновременно расспрашивали и о его комиссаре. Ли Чен-тун рассказал нам, что первым комиссаром был русский товарищ, которого бойцы из-за очков называли «комиссар четыре глаза». Фамилии его Ли не помнит. Помнит только, что молодой был и очень старательный, целые дни проводил с бойцами. Бывало, как кончатся строевые занятия, придет в казарму, позовет переводчика и читает газеты, рассказывает что-нибудь, на разные вопросы отвечает. Или принесет картинки, вырезанные из журналов, и показывает:
Нам долго не удавалось установить фамилии первого комиссара Владикавказского китайского батальона. Но однажды мы получили письмо из Киева от Екатерины Кузьминичны Черненко. Узнав через «Литературную газету» о наших поисках, она внесла в этот вопрос ясность. В 1918 году Екатерина Кузьминична служила во Владикавказском китайском батальоне медицинской сестрой, хорошо помнит многих. Помнит и комиссара батальона — Евгения Еленевского. Ему было тогда года 23–24.
— Долго был у вас «комиссар четыре глаза»? — спросили мы Ли.
— Нет, мало. Его перевели в другую часть, и он уехал в Грозный. Не встречал его больше… А нового комиссара нам не дали. Неоткуда было взять, должно быть… И Пау Ти-сан, кроме командирской, комиссарскую работу выполнял. Двойную поклажу вез. Его на все хватало.
Ли Чен-тун помолчал и стал рассказывать о другом комиссаре, который часто бывал у них в казарме и которого он называл большим комиссаром. То был Киров. Он вручил китайским бойцам батальонное знамя и произнес речь.
Мы спросили, может ли вспомнить Ли, о чем говорил Киров.
Ли ответил, что может. Конечно, очень приблизительно, но может. Киров говорил тогда, что, воюя на стороне красных здесь, китайские бойцы воюют не только за то, чтобы революция победила в России, но и за то, чтобы она победила в Китае, что придет час, когда на их родине тоже грянет гром пролетарской революции.
— А бойцы как его слова приняли?
— Мы кричали: «Тогда наш батальон туда пойдет». И Киров пообещал, что пойдет с нами.
— Киров, должно быть, это в шутку сказал?
— Зачем в шутку? — рассердился на нас старик. — Разговор серьезный был.
Дальше в беседе выяснилось, что Сергей Миронович приходил к китайским бойцам на первомайский праздник. В тот день в гости к китайцам собрались красноармейцы из других владикавказских подразделений — русские, осетины, украинцы, грузины, ингуши… Далеко по улицам города разносились звуки многоголосого красноармейского хора.
Сергей Миронович пел вместе со всеми. Пел весело, с подъемом. Переиначив на свой манер, бойцы ласково называли Кирова «Товарищ Дзи Ла» и, когда он ушел, говорили о нем так: «У Дзи Ла есть мудрость и простота. Только по-настоящему большие люди бывают такими».
Через месяц с небольшим после Первого мая в батальоне Пау Ти-сана отмечался праздник «Дуань-у» — «Две пятерки». Он празднуется в Китае в пятый день пятого лунного месяца.
«Дуань-у» — двойной праздник:
С тех пор, как бойцы Пау Ти-сана попали в Россию, «Две пятерки» отмечались впервые. Не в рабочих же бараках, куда их загоняли к вечеру, как скот, и не под плетками петлюровцев и деникинцев было отмечать китайцам свой праздник!
Зато во Владикавказе, по словам Ли, китайские красноармейцы отвели душу. Батальонные повара раскатали, как положено, на длиннейшие полосы лапшу-чанмянь и нажарили треугольных печений; батальонные искусники соорудили из красного кумача, обручей и шестов изображение дракона, растянувшегося метров на пятнадцать. Немало сил стоило добиться того, чтобы огромная страшная пасть повелителя влаги выражала одновременно свирепость и доброжелательность. Искусники добились этого.
Дракона хотели пронести по городу, но Пау Ти-сан, сначала одобривший такой план, потом отменил его.
— Напугаем людей, — говорил он. — Да и для суеверных слухов дадим пищу. Не стоит…
Повелитель вод остался во дворе казармы, а батальон, закончив строевые занятия и сдав караульные посты, в полном составе во главе с командиром двинулся к Тереку. Здесь, на берегу бурной горной реки, китайские бойцы плясали, пели песни, прыгали через костры. Праздник получился на славу. Все было, как на родине.
Сергея Мироновича очень ждали, но он не пришел.
— Почему нет товарища Дзи Ла? — спрашивали бойцы Пау Ти-сана.
— Он уехал, — ответил комбат.
— Далеко?
— В Москву, к Ленину, по важному делу…
Командир китайского батальона не вдавался в подробности, хотя знал, что именно побудило Кирова поехать в Москву.
Дело было действительно важным. Дни решающих боев приближались, а оружия во Владикавказе не хватало. В новых подразделениях одна винтовка приходилась на трех бойцов. Еще хуже обстояло с патронами. Для учебной стрельбы их совсем не отпускали. Солдаты Пау Ти-сана ходили на базар и покупали из-под полы у горцев и станичников по десятку — полтора патронов.
Именно за оружием и поехал Киров в Москву.
О многом передумал Ли Чен-тун в день, когда отмечал на берегу Терека праздник «Дуань-у». Он больше не чувствовал себя на чужбине, у него больше не щемило сердце, когда, глядя на величественную вершину Казбека, он вспоминал очертания гор, знакомых с детства, или, прислушиваясь к шумному Тереку, старался угадать в его голосе голос родных рек, или, вбирая в себя ароматы прикавказских степей, сравнивал их с запахами цветущих полей Маньчжурии.