Товарищи (сборник)
Шрифт:
Ординарец, неслышно ступая по ковру, принес на подносе два стакана чаю. Командующий придвинул один стакан Милованову и, отхлебнув из своего стакана, спросил:
— Ты командира четвертого кубанского корпуса генерал-лейтенанта Гусаченко знаешь?
— Слыхать слыхал, — придерживая стакан на блюдце на весу, покачал головой Милованов.
— Со временем узнаешь, — загадочно сказал командующий. — Вы теперь с ним соседи. Узнаешь, — повторил он и встал, отодвигая кресло. — Засиделся я с тобой. А тебе надо уже на месте быть.
Милованов вышел в приемную. Со стула, стоявшего возле окна, поднялся полковник в черной кубанке и вдруг шагнул ему навстречу. Милованов, мельком скользнув взглядом по его крупной, плечистой фигуре, остановился.
— Гордеич? — нерешительно спросил полковник.
— Ванин! — Милованов протянул к нему руки.
Обнимаясь, они похлопывали друг друга ладонями по плечам. Полковник огромными руками сжимал плечи Милованова, радостно глядя на него сверху вниз.
— Какими судьбами? Откуда? Худой, еще больше почернел.
— Зови, кто там еще! — гулко крикнул адъютанту голос командующего из кабинета.
— Прошу, — сказал адъютант полковнику.
— Сейчас, — полковник беспомощно оглянулся на дверь. — Ты посиди здесь минут пять, — сказал он Милованову.
— Некогда. Спешу на самолет. Расскажи в двух словах о себе. Ты тридцатой командуешь?
— Теперь уже откомандовался… — ответил Ванин. Лицо его омрачилось. — Прислали командиром одного старичка, а меня оставили у него заместителем. Он до этого в своей республике наркомом был, к коллегиальности привык. Боевой приказ отдавать, а он соберет коллегию и совещается. Я взвыл, и меня отпустили оттуда.
— Куда теперь? Свободен?
— Как тебе сказать… — неопределенно начал Ванин.
— Идите, — настойчиво сказал за его спиной адъютант.
— Пока нигде, — Ванин с ненавистью оглянулся на него. — Сватают начальником штаба в какой-то новый кавкорпус, кажется, в пятый. Еще попадешь опять под начальство к какому-нибудь конторщику, не приведи господь. Ты, Алексей Гордеевич, случайно не знаешь, кто в пятый назначен?
Милованов смотрел на него снизу вверх, улыбаясь.
— Постой, постой! — в озарении загремел полковник.
— Не шуми, — спокойно сказал Милованов. — Сейчас же иди к командующему и принимай назначение. Я полечу вперед, а ты оставайся здесь, кое-что утряси. Едем на голое место. Надо отгрузить снаряды, заказать чекмени, шаровары с лампасами. Мы теперь с тобой — казаки. — По его лицу нельзя было понять, шутит он или говорит серьезно.
— Есть, товарищ генерал, — вытягиваясь перед ним, ответил Ванин.
— Ухналей запаси, уздечки закажи, седла. Протолкни цистерны с горючим, — продолжал Милованов.
— Есть, — повторил полковник. Он стоял перед ним навытяжку, с официальным лицом.
— Зови! —
— Я тебя буду ждать, Ванин. — Милованов взял его за плечи, и, повернув, подтолкнул в спину. Улыбаясь, смотрел, как тот на цыпочках бросился по мягкому ковру к кабинету, развевая крылья башлыка, придерживая шашку.
Он ощупью пробирался в темноте по железнодорожному полотну, среди стоявших на рельсах длинных составов и грудившихся сбоку них на земле штабелей ящиков и тюков, натыкаясь на стрелки, обходя угольные ямы и подлезая под большие четырехосные платформы, слепо разыскивая во мраке тупичок, в котором должен был стоять вагон командующего войсками Северной группы.
На платформах стояли высоченные армейские грузовики, укрытые брезентом танки, пушки с нахлобученными на них чехлами. В вагонах переступали ногами лошади, били копытами в дощатые стены.
Запахи сена, бензина, конского навоза, машинного масла, угля смешивались в один густой запах прифронтовой магистрали. Плотным облаком висел он над стрелками и тупиками, над эшелонами и пристанционными постройками. Машинисты уходивших отсюда эшелонов уже далеко в степи включали закрашенные синей краской фары.
Потянувшись рукой к платформе, Милованов выдернул из тюка сена стебелек. Ноздри обжег горький и свежий аромат. Сено было еще не старое, степное.
Выходя к тупику, стал огибать стоявший на пути без паровоза длинный состав. У самого хвоста состава услышал ругань, возню. В темноте копошились фигуры, постукивал автомобильный мотор. Милованов разглядел контуры стоявшей у вагонов грузовой машины.
— Ты не намеряйся, а вдарь! Спробуй разок! — кричал хриплый голос.
— И ударю. Ты фрица пугай, если тебе автомат даден.
— Я есть кто такой? Часовой на посту, и но уставу мне все должны подчиняться. Отступи, ну?!
— Хоть ты и часовой, а толком скажи — ото сено чье?
— Первой казачьей дивизии сено. Нам его не нюхать.
— А первая казачьи, позволь спросить, к кому принадлежит? Не к четвертому Кубанскому?
— Вспомнил. Сейчас у нас свой корпус есть, Донской. Выкусил? Не лапай, говорю.
— Нет, погоди. Вы от нас уходите, а сено зачем берете?
— Вашего мы не берем. А ты как же хотел, отдай жену дяде…
— Значит, ты на приказ начальства начхал?
— У нас свое начальство.
— Кто, позволь узнать?
Пауза. Затем первый голос совсем тихо:
— Дурья башка! Теперь тут, может, какой шпион под вагоном сидит. Гвардии генерал-майор…
— А у нас гвардии генерал-лейтенант… Кто же старше?
— Для меня свое начальство старше. Не дам сена. Отойди на десять шагов.
Третий голос с борта грузовика бросил:
— Брось ты его, Евстигней, уговаривать! Бери и все!
Милованов выступил из темноты: