Тоже Эйнштейн
Шрифт:
— Вы так молчаливы, фройляйн Марич.
— Меня часто упрекают в этом, герр Эйнштейн. К сожалению, в отличие от большинства дам, я не одарена талантом к пустой болтовне.
— Необычно молчаливы, я хочу сказать. Как будто целиком поглощены какой-то важной теорией. Что за мысль владеет вашим грандиозным умом?
— Честно?
— Только честно.
— Я думала о колоннадах и о геометрической планировке площади. Я поняла, что она выстроена в почти идеальной, двусторонней, зеркальной симметрии.
— И это все? — спросил он с усмешкой.
—
— И к какому же выводу вы пришли?
— Я уверена, что последователь Платона сказал бы так: красота этой площади состоит исключительно в ее симметричности.
Я не стала говорить, что этот вывод меня огорчил: в теории моих самых любимых наук — математики и физики — был заложен идеал симметрии, стандарт, которого мне самой, с моими несимметричными ногами, никогда не достичь.
Эйнштейн остановился.
— Поразительно. А что еще вы заметили на этой площади, мимо которой я каждый день прохожу не глядя?
Я провела рукой в воздухе, указывая на торчащие кругом шпили.
— А еще я заметила, что в Цюрихе вместо деревьев растут церковные башни. Только вокруг этой площади — Фраумюнстер, Гроссмюнстер и собор Святого Петра.
Эйнштейн удивленно уставился на меня:
— Вы правы, фройляйн Марич, — вы не такая, как большинство дам. Более того, вы совершенно исключительная девушка.
Обойдя площадь кругом, герр Эйнштейн свернул на Рэмиштрассе. Я приостановилась: у меня не было желания туда идти. Так хотелось прогуляться до пансиона по тихим кварталам. Я не знала, пойдет ли герр Эйнштейн за мной, и не была уверена, хочу ли его общества. Мне нравилось беседовать с ним, но я опасалась, как бы он не взялся провожать меня до самого пансиона: его появление без приглашения могло вновь вызвать недовольство девушек.
— Герр Эйнштейн! Герр Эйнштейн! — послышался голос из кафе на противоположной стороне Рэмиштрассе. — Опять вы опаздываете на нашу встречу! Как обычно!
Голос доносился из-за столика кафе на тротуаре. Оглянувшись, я увидела темноволосого, оливково-смуглого господина, который махал нам руками. В Политехническом институте я его, кажется, не видела.
Герр Эйнштейн махнул ему в ответ, а затем снова повернулся ко мне:
— Не хотите ли вы выпить кофе со мной и моим другом, фройляйн Марич?
— Меня ждут занятия, герр Эйнштейн. Я должна идти.
— Прошу вас. Я очень хочу представить вам герра Микеле Бессо. Он, хоть и окончил Политехнический институт со специальностью инженера, а не физика, познакомил меня со многими новейшими физиками-теоретиками, например с Эрнстом Махом. Он очень славный и увлечен теми же большими современными идеями, что и мы с вами.
Я была польщена. Очевидно, герр Эйнштейн считал, что я способна
Но с другой стороны, мне было страшно. Страшно, что внимание герра Эйнштейна вскружит мне голову, страшно переступить какую-то невидимую грань, сделать рискованный шаг к тому, чтобы стать той, кем я мечтала стать.
— Спасибо, но я не могу, герр Эйнштейн. Приношу свои извинения.
— Может быть, в другой раз?
— Может быть.
Я повернулась и пошла к пансиону.
Уже удаляясь, я услышала за спиной голос Эйнштейна:
— А пока у нас остается музыка!
Ощутив в себе необычную смелость — как будто я не столько дама, сколько его коллега-ученый, — я бросила через плечо:
— Что-то не припомню, чтобы я вас приглашала!
Герр Эйнштейн рассмеялся:
— Вы же сами сказали — я не из тех, кто ждет приглашений!
Глава шестая
Мы с Ружицей вышли из «Conditorei Schober» и зашагали рука об руку по Напфгассе. Послеполуденное солнце, подернутое дымкой, мягко подсвечивало здания сзади и бросало искрящиеся отблески на витрины всех магазинов, мимо которых мы проходили. Мы обе довольно вздохнули.
— Очень вкусно было, — сказала Ружица. Вчера вечером, после ужина, мы с ней сговорились попробовать кофе, горячий шоколад и торты в «Conditorei Schober». Знаменитое кафе-кондитерская располагалось между Цюрихским университетом, где училась Ружица, и Политехническим институтом, и мы грезили о его чудесных лакомствах с тех самых пор, как узнали о его существовании от фрау Энгельбрехт. Элен с Миланой отказались присоединиться к нашей экскурсии: они, во-первых, предпочитали сладкому соленое, а во-вторых, не были склонны к легкомысленным приключениям, которых всегда искала Ружица. Я сама себе удивилась, когда согласилась пойти с ней.
— У меня до сих пор во рту вкус карамели и грецких орехов от «энгадинер нусстортли», — сказала я. Это был мой выбор — знаменитый бисквитный торт, славящийся своей декадентской начинкой.
— А у меня — вкус марципана и сардинского торта, — отозвалась Ружица.
— А вот второй мильхкафе пить не стоило, — сказала я, имея в виду крепкий кофе с молоком, который я обожала. — Я так наелась, что, пожалуй, придется расстегнуть корсет, когда вернемся в пансион.
Мы захихикали при мысли о том, чтобы явиться на ужин у фрау Энгельбрехт с расстегнутым корсетом.