Тоже Эйнштейн
Шрифт:
Я обвела взглядом сокурсников, а герр Эйнштейн тем временем продолжал свою тираду. Мы завели обычай ходить в нашу любимую кофейню каждую пятницу после последней лекции, и мои сокурсники оказались куда более отзывчивыми и доброжелательными, чем мне казалось до сих пор. И человеческих черт в них обнаруживалось все больше. Я узнала, что герр Эрат — человек тревожный по натуре и что свое место в университете он сохраняет лишь благодаря упорному труду. Герр Коллрос, родом из французской деревни, был скроен примерно по той же мерке,
В перерывах между глотками кофе или затяжками трубок и сигар все раздраженно говорили о том, что профессор Вебер упорно придерживается одних лишь классических теорий физики, отвергая новейшие идеи. И только лицо герра Эйнштейна выражало не просто раздражение, а неподдельный гнев. Когда Эйнштейн убедился, что Вебер не намерен освещать более современный материал, чем теории, созданные его любимым учителем Гельмгольцем, и полностью игнорирует современные вопросы, в том числе статистическую механику и электромагнитные волны, он пришел в ярость.
Пока герр Эйнштейн рассуждал о недостатках Вебера, я взглянула на часы. Нужно было уходить сию же минуту, иначе мы рисковали пропустить наш концерт с девушками, а я, как герру Эйнштейну было хорошо известно, не могла нарушить своих обязательств перед ними. Я бросила взгляд на герра Эйнштейна и указала глазами на циферблат. Эйнштейн вскочил.
Брызги разлетались из луж у нас под ногами, когда мы шагали по улицам, спеша изо всех сил. Из-за мелкого дождя, зонтиков, цепляющихся друг за друга, и смеха наш путь занял больше времени, чем обычно. Правда, нам удалось прийти с опозданием всего на две минуты, но когда мы, тяжело дыша, заглянули в гостиную, она была пуста.
— Элен! Милана! Где вы? — позвала я. Может, они дожидаются нас в своих комнатах? Не может же быть, что они так быстро устали ждать и разошлись. — Ружица?
— Что за шум, фройляйн Марич? — вопросила фрау Энгельбрехт, выходя из кухни с накрахмаленным бело-зеленым чайным полотенцем в руках. Она не терпела лишней суматохи в пансионе.
Я сделала книксен, а герр Эйнштейн поклонился.
— Прошу прощения, фрау Энгельбрехт. Я просто искала фройляйн Кауфлер, Дражич и Бота. У нас назначен музыкальный вечер, и герр Эйнштейн рассчитывал присоединиться к нам. Они у себя в комнатах?
Фрау Энгельбрехт хмыкнула, что было у нее выражением явного неодобрения.
— Нет, фройляйн Марич. Фройляйн Дражич и Бота вышли прогуляться, а фройляйн Кауфлер в дальней гостиной. У нее, — снова хмыканье, — визитер.
Визитер? Я едва не рассмеялась, так нелепо звучали слова фрау Энгельбрехт. Может быть, у Элен и правда какой-то мужчина в гостях — скажем, сокурсник или родственник, — но уж никак не визитер! Это была часть нашего уговора.
Из игровой комнаты донесся какой-то
— Это ты, Мица?
— Я, — отозвалась я как можно тише под предостерегающим взглядом фрау Энгельбрехт.
Элен вышла, широко улыбаясь.
— Я так рада, что ты вернулась. Я хочу тебя кое с кем познакомить.
Она потянула меня к игровой комнате, но тут заметила позади меня герра Эйнштейна и остановилась.
— А, герр Эйнштейн, вы тоже здесь.
— Кажется, вам нужна была моя скрипка для исполнения Бетховена? — напомнил он.
— Ах, концерт! — Элен прикрыла рот ладонью. — Я совсем забыла. Приношу извинения вам обоим. И перед Миланой и Ружицей тоже придется извиниться. Они с вами?
— Они ушли гулять, — сказала я.
— Не может быть! В такой час? Они, должно быть, ужасно рассердились на меня.
— Пожалуйста, не волнуйся, Элен. Я тоже не раз пропускала наши музыкальные вечера. И меня прощали, — напомнила я о ее великодушии. Чтобы немного успокоить ее, я сменила тему: — Ты сказала, что хочешь нам кого-то представить?
— О да.
На лице Элен снова появилась улыбка. Должно быть, там кто-то из ее двоюродных братьев, о которых она часто говорила с такой нежностью.
Втащив меня в игровую комнату, Элен жестом указала на темноволосого господина, под которым едва не прогибался один из тонконогих стульев, выстроившихся вокруг игорного стола. Грузный мужчина приподнялся, чтобы поприветствовать нас.
Он поклонился герру Эйнштейну, вошедшему вслед за мной, затем мне и произнес на немецком языке с сильным акцентом:
— Миливое Савич. Рад знакомству.
После того как мы с герром Эйнштейном представились, Элен вклинилась в разговор. В голосе у нее звучала целая гамма восторженных нот.
— Мы с герром Савичем как раз говорили о тебе, Мица. Я сказала ему, что моя лучшая подруга — из Сербии.
То, что Элен назвала меня лучшей подругой, меня смягчило, однако этот комплимент нисколько не уменьшил моего беспокойства по поводу господина Савича. Кто он такой и почему Элен так суетится из-за него? Я никогда не слышала о нем ни слова, и она не назвала его ни родственником, ни сокурсником. Неужели это действительно «визитер», как выразилась фрау Энгельбрехт? Видя, как Элен хихикает, будто школьница, и порхает вокруг него, я почти готова была поверить в это.
— Герр Савич — инженер-химик, он приехал в Цюрих по делам текстильной фабрики в Ужице, чтобы изучить работу на других предприятиях. Он тоже серб, — сказала Элен. Как будто его профессия и связь с Сербией все объясняли.
Я не нашлась что ответить. Меня смущал этот господин и то, как смотрит на него моя твердокаменная Элен. Даже герр Эйнштейн непривычно примолк, пытаясь разобраться в происходящем.
В наступившей тишине Элен пробормотала, чтобы заполнить паузу:
— Я… я подумала, что у вас много общего, Мица.