Традиции & авангард. Выпуск № 4

Коллектив авторов

Митя вздрогнул от этой фразы, словно проснувшись.

– Не может быть! Куда они подевались?!

– Банк встал на уши. Сотрудница, пошедшая с нами к сейфу, побледнела белее молока и сразу же позвонила управляющему. Нас пригласили в его кабинет. Бедняга! Управляющий так плохо выглядел, что хоть скорую вызывай: слава богу, обошлось без инфаркта или инсульта. Это же провал всей карьеры. После таких скандалов всю жизнь прозябают бухгалтерами в какой-нибудь районной сберкассе. Он умолял нас не вызывать полицию, а попробовать сперва провести расследование своими силами. Позвали начальника охраны, и тот предложил начать с простейшего шага: проверить хранилище забытых в банке вещей. И что бы вы думали, Дима! «Там, где хранится всё позабытое» – и нашлась шкатулка с портсигаром! Работница хранилища потом рассказала, что шкатулку случайно обнаружил кто-то из сотрудников банка на крышке сейфа. И никто не додумался заглянуть внутрь: сама коробочка была такой красивой и тяжёлой, резной из дуба, что все решили, что она-то и есть

сама по себе ценность. Я потом долго думал, как шкатулка могла потеряться. Моя версия: Михаил тогда сильно страдал от головных болей и потому был рассеян, всё время что-то забывал, терял. Видимо, он на что-то отвлёкся в момент, когда убирал портсигар в сейф. Может, ему позвонил кто-то на сотовый, и тогда он забыл убрать шкатулку и закрыл сейф пустым.

И вдруг после этой фразы Марка Наумовича в кабинет вошла молодая симпатичная женщина.

– Доброе утро! Марк Наумович, а наш гость будет завтракать?

– Будет, Людочка. Обязательно будет. Познакомьтесь, Дима, это Людочка, моя помощница по дому. Люда, это – Дмитрий, журналист «Местной газеты», – представил Марк Наумович. – Люда у нас чудесно печёт блины с клубникой.

Из кухни доносились приглушённые звуки какой-то бодрой музыки по радио, там шипела сковородка, и в кабинет вкрадчиво вползал очень аппетитный аромат.

– Могу я кое о чём попросить вас, Марк Наумович? – спросил журналист, понимая, что рассказ о пропавшей шкатулке окончен.

– Конечно.

– Зовите меня, пожалуйста, Митя. Дима или Дмитрий – это для… – Митька запнулся, но слово нашлось само собой: – Это для чужих.

Марк Наумович улыбнулся и кивнул, и опять всё самое важное осталось в промежутках между слов. Как в хорошо выверенном журналистском материале, не было предусмотрено для этой истории с портсигаром и шкатулкой никакого особого финала, никакой морали или вывода, но, несмотря на эту вопиющую, возмутительную нелогичность, Митька наслаждался чаем, будто пил его первый раз в жизни, и блинчики с клубникой оказались действительно очень вкусными.

Марк Наумович рассказывал что-то ещё из своей юности, нарочито забавное, с намерением рассмешить Митю, который, по мнению профессора, был слишком неулыбчив для своих двадцати пяти лет. И наконец грянул дождь. Вертикальный поток, напоминающий скорее водопад, чем ливень, обрушился на город, смывая с него горячку жары и пыль усталости. Занавесь из небесной воды закрыла вид из окна, и в ней утонул «Перевал» через дорогу.

Митька и Марк Наумович любовались непогодой, пировали блинами с клубникой, напоминавшей о весне и радостях жизни, и будто не на кухне беседовали, а на пикнике, устроенном в месте слияния великих рек, земных и небесных. Постепенно стихла маршевая дробь капель, и вместе с ней стих разговор. И волны Стикса, волны Леты медленно отступили от неминуемого для каждого из нас перевала, за которым в один поток сливаются явь и сны, и остаётся там, где хранится всё позабытое, лишь provenance у некогда ценных вещей, лишь так и не раскрытые смыслы в общей прекрасной бессмыслице бытия.

Ефросиния Капустина

Евфросиния Капустина родилась в 1997 году в городе Ялуторовске Тюменской области. Студентка Санкт-Петербургского института культуры. Поэт, прозаик, переводчик сербской поэзии. Победитель конкурса «Новые голоса – 2017», международного фестиваля «Всемирный день поэзии – 2018», лауреат фестиваля «Русский Гофман – 2018». Автор книги «Проблески света».

Нас хватает. Выжить

И даже жить…

* * *

Он рождается. Узнаёт со второго дня:слишком маленький, чтобы слышать и что-то знать.Дальше – больше: он слишком мал заводить щенят,слишком маленький думать, если велела мать.Не дорос пока заменять на серьёзный тон,слишком маленький, чтоб за стыд говорить с отцом.Он растёт из рубашек, обуви и пальто,только маленький, чтоб девчонке дарить кольцо.Он растёт, но никак не вырастет. К двадцати —слишком мал ещё, чтобы ставить кому в пример.Он встаёт из окопа, падает и летит —слишком маленький, чтобы в жизни заметить смерть.

* * *

Нас хватает.Выжить. И жить. На всё.И на всех, конечно же,даже кошек.Всё, что в руки падает, мы несём.Бог о нас заботится.Он хороший.Мы хотели строить —и рубим лес.Мы

его не насмерть, а как у Крузо —чтоб живое.Долгое.Чтоб воскресвсякий, кто встречается с Иисусом.Каждый шаг шагает за свой режим.Обниматься в паузах.Это мило.Нас хватает.Выжить. И даже жить.Помолись, чтоб надолго.Чтоб хватило.

* * *

Мальчик глотает косточки, слопал их полгорсти:«Яблоньки, сливы, вишенки будут во мне расти».Щедро запил водицею – будет фруктовый сад,Коник – сухая палочка скачет за палисад.Мальчик в рубашке новенькой чинно заходит в класс,Учит уроки затемно. Холодно. Свет погас.Сад прорастает медленно. Только бы не простыл —Чаще молчащий, Ванечка кажется всем простым.Спят по тетрадям веточки будущих птичьих гнёзд.Маме тревожно: «Сынушка, это же не всерьёз?»Ваня смущённо супится, прячет в карман эскиз.Папа всё шутит: «Полноте! Было б… Чего закис?»Мальчик глотает озеро – хочет вместить весь мир.Время шуршит колёсами. Сел как влитой мундир.Плачут в дому родители, ждут за письмом письма.Пенною брагой вишенья льётся в окно весна.Где-то в степной окраине вырос фруктовый сад.Дома молчат – мальчишечка тот не пришёл назад.Сад по весне невестится, осенью жжёт костры —Мальчик, глотавший косточки, не был таким простым.

* * *

Маленьким думал:«Вырасту – спать не буду».Очень хотел сидеть за столом со всеми.Юным – уже сонливей,но всё про удаль:песни, костры, гитары, велосипеды.Несколько лет. Ну, вырос.Большой, как надо.Хочется спать сильнее, до всех дисфункций.…Только теперь, мне кажется,я отгадан:вырасти – это значит хотеть проснуться.

* * *

По-апостольски просто,По-мальчишьи боясь,Шла за мной по погостуГраченогая грязь.И, крещато касаясь,Красноталых ветвейЯ подслушивал завязь,Воскресал и мертвел.Прорастало пространствоВ изболевшийся снег —Предвесенствуй и странствуй,Скрип шагов и телег.…Март шумит на задворках,Раскустившийся вволь.Распускается колкоПредпасхальная боль…

* * *

Кате читали Пушкина. Сказки смеялись папиным.Катя просила заново. Катя просила все.В эту весну, как водится, Катины щёчки в крапинку.Папу куда-то вызвали. Носит дрова сосед.Катя читает Пушкина. Строчки смеются папиным.Буквы трясутся папиным, прыгают в жёлтый лист.Папа играет с пушками. Катя скребёт царапины.Катя рисует длинное: «Папа – артиллерист».Папу рисует с пушками. Думает, что для Пушкина.Мама молчит стеклянная, смотрит сквозь дочкин лоб.Катю кладут у бабушки. В доме огни притушены.Мама качает шарфики, хочет идти в окоп.Катя читает Пушкина. Сказки молчат и хмурятся.Кто-то походкой папиной Катю ведёт гулять.Кате качели хочется. Зубится ствольным улица.Катя летит над пушками. Кате сегодня пять.