Традиции свободы и собственности в России

Горянин Александр Борисович

Вполне современное слово «думцы» впервые появляется уже в конце XII века (или начале XIII-го) в «Слове» и в «Молении» Даниила Заточника — правда, об этом мало кто знает: древнерусский текст читают редко, а в переводе это понятие передано, совершенно напрасно, словом «советчики». Этот литературный памятник пользовался большой любовью, до наших дней дошло множество списков-версий, причем в некоторых Даниил в числе «думцев» великого князя желает видеть деятельных людей, выдвинувшихся не в силу происхождения, а благодаря службе.

В отдельных княжествах (Муромо-Рязанском, Черниговском) сила боярской Думы была настолько велика, что в них не смогла сложиться сильная великокняжеская власть. Первые бояре были вольными дружинниками

князя. Позже бояре превратились в состоятельных людей, землевладельцев, несших службу у того или иного удельного князя по вольному уговору с ним и занимавших на этой службе высокие должности. Они составляли его обычный совет, с которым он «думает об устроении Земли». То есть, составляли Думу.

Независимость боярских суждений при обмене мнениями в Думе у князя обеспечивалась достаточно просто: недовольный князем боярин всегда мог «отъехать» от него к другому князю, это не считалось ни изменой, ни постыдным поступком; если отъехавший к другому князю боярин владел землей в княжестве первого, он оставался ее хозяином. Но княжеств делалось все меньше, в централизованном Русском государстве отъезжать стало не к кому. Однако, как показал историк А.Л. Янов (не путать с В.Л. Яниным), утратив такую возможность, бояре обрели другую — выход на политическую арену, они превратились в правительственный класс: в XV веке боярство становится высшим служилым чином.

Обладатель такого чина, имея порой и другие обязанности, обязан был заседать в Думе, становился постоянным «думником» или «думцем». Вторым «думным» чином было окольничество. Окольничьи — это тоже были бояре, но не из особо знатных родов. Кроме того, Дума не могла обходиться без думных дьяков и подьячих.

Приведу оценку, данную Думе В.О. Ключевским: «С X и до XVIII в. боярская Дума стояла во главе древнерусской администрации, была маховым колесом, приводившим в движение весь правительственный механизм; она же большею частью и создавала этот механизм, законодательствовала, регулировала все отношения, давала ответы на вопросы, обращенные к правительству. В период наиболее напряженной своей деятельности, с половины XV и до конца XVII в., это учреждение было творцом сложного и во многих отношениях величественного государственного порядка, установившегося на огромном пространстве Московской Руси, того порядка, который только и сделал возможными смелые внешние и внутренние предприятия Петра, дал необходимые для того средства, людей и самые идеи; даже идеи Петра, по крайней мере основные, наиболее плодотворные его идеи, выросли из московского государственного порядка и достались Петру по наследству от предшественников вместе с выдержанным, удивительно дисциплинированным политически обществом, руками и средствами которого пользовался преобразователь».

К этой тщательно выверенной характеристике трудно что-либо прибавить. Единственное уточнение: современники не употребляли выражение «Боярская Дума», редко говорили и просто Дума, а чаще выражались описательно: «и бояре, и окольничие, и думные люди», тогда как книжники называли Думу Синклитом или Палатой. Иногда, в переписке с Литвой, Дума называла себя Радой.

Нет сомнений, что растущий интерес к прошлому, появление плеяды новых исследователей, совершенствование архивной техники рано или поздно приведут к появлению труда, который превзойдет по фундаментальности классический труд Ключевского «Боярская Дума Древней Руси». Но пока эта работа, впервые вышедшая 125 лет назад, остается недосягаемой.

Советские историки старались принизить роль Думы, изображая ее как совещательное собрание при царе, имевшее очень ограниченное влияние. Это утверждение не согласуется с выводами, которые Ключевский в обдуманных и выверенных словах обобщил в приведенном отрывке. Дума была правительственным учреждением — ее члены не только давали «экспертные заключения», как бы мы сказали сегодня, по тем или иным вопросам руководства страной,

но и сами возглавляли «пути» — отраслевые управления в дворцовом, и не только, хозяйстве. Появление в XVI веке системы «приказов», т.е. министерств, не принизило роль Думы. Крупные приказы возглавили думные бояре и окольничьи, более мелкие — думные дворяне.

В нарушение принципа разделения властей (тогда, впрочем, еще не провозглашенного), Дума и «законодательствовала», и отправляла правительственные функции, приводя «в движение весь правительственный механизм».

Дума, собиравшаяся по понедельникам, средам и пятницам, не была «ручным» органом. Думцы не просто «думу сказывали», т.е. оглашали свои соображения, но и отстаивали их. Подробные стенограммы в те времена еще не велись, но известно, что ее заседания проходили в прениях, достигавших порой большого накала. «Встречи», т.е. возражения царю, были обычным явлением. Об Иване III рассказывали, что он любил и даже поощрял «встречу». Из слов Ивана Грозного в письме Курбскому видно, что «встречи» в Думе его деда доходили до «поносных (т.е. ругательных) и укоризненных словес» государю90. Лучший знаток русского XVI века Р.Г. Скрынников, говоря о принимаемых Думой решениях, не зря употребляет выражения: царю «удалось добиться» от Думы, царю «удалось провести» через Думу91. Роль Думы резко возрастала при малолетстве великих князей, а позже — царей.

Статья 98 Судебника 1550 года налагала юридический запрет на принятие царем новых законов без согласия Думы. Она устанавливала, что «дела государевы новые, в сем Судебнике не писанные», должны вершиться «с государева доклада и со всех бояр приговора» и только тогда получали силу закона. Боярский приговор стал санкцией, без получения которой новый закон не мог прибавляться к Судебнику.

Неудивительно поэтому, что думские решения завершаются не только формулой «Великий государь говорил, а бояре приговорили». Они порой завершаются совсем иначе: «Великий государь говорил, а бояре не приговорили»92.

Бывало, что царь устранялся от решения, отдавая его на откуп Думе. Так, в 1510 году Василий III предоставил Думе решить политическую судьбу Пскова: «творити, как себе сдумали» (т.е. поступить по своему усмотрению). Арест псковских властей, таким образом, лежит на совести московских бояр, это следствие их «думного приговора».

Дума сама ведала порядком рассмотрения вопросов. В конце 1552 года Иван IV, уезжая из Москвы, наказал думцам «промыслить о казанском строении», а потом «сидеть о кормлениях», т. е. о замене кормлений93 денежными выплатами. Поскольку Думу гораздо больше волновал вопрос о кормлениях, им они и занялись, a «казанское строение поотложили», за что на них жалуется летописец.

В 1573 году, во время войны с Швецией, царь написал боярам из Новгорода «о свейском деле поговорити, как с свейским королем вперед быти». Дума «приговорила» вступить с шведским королем в переговоры, приостановив военные действия.

Звание думного человека не было наследственным по закону: в думные чины жаловали, этим Дума отличалась от английской Палаты лордов, членство в которой просто переходило от отца к сыну. Иногда царь собирал не всю Думу, а только тех ее членов, которым он доверял как себе. Это делалось для предварительной подготовки важных решений, особенно в вопросах спорных и щекотливых, способных вызвать «крик и шум велик и речи многие во боярех». Могла быть и другая причина: например, обсуждение дел царской семьи или дворцовых. Иногда же Ближняя дума — в некоторых документах ее именуют именно так — созывалась вместо Большой ради соблюдения тайны, во избежание нежелательных утечек (думское делопроизводство, поясняет Ключевский, соединенное с некоторыми формальностями, сообщало делу известную гласность). Кстати, присягая царю, бояре, окольничие и все думные люди обязывались «государские думы и боярского приговору до государева указу никому не проносить и не сказывать».