Шрифт:
========== Рейнис ==========
Рейнис упала в кресло, забыв обо всех манерах и сдержанности, которые должны постоянно сопровождать королеву, быть неотделимой её частью — такой же, как сердце или голова. Впрочем, Висенья же нечасто заботилась о терпеливом и толерантном поведении и вежливости в разговорах и делах, но ведь и она, Рейнис, — не Висенья! Настроение, бывшее и так ни к чёрту, сделалось ещё мрачнее.
Служанки, едва она, словно ураган, влетела в комнату, сразу же забегали вокруг, справляясь о здоровье и желаниях «её величества». Рейнис, нахмурив брови, махнула рукой, давая понять, что не нуждалась более ни в их помощи, ни в их присутствии. Девушки глубоко поклонились и ушли, но, прежде чем дверь тихо притворилась, оставляя её в одиночестве и отрезая все звуки Драконьего Камня, до Рейнис долетели
Висенья. Тёмная сестра. Королева, которую одновременно боялись и желали. Двор практически заглядывал ей в рот, ловил каждое её слово и каждый вздох, не отводил от неё взоров, замечая любое мановение руки и поворот головы. Потому что не услышать Висенью было опасно. Но всё-таки, дело было не только в этом — даже не в этом. Висеньей восхищались. Она была той, кем восхищались мужчины и втайне завидовали женщины — королевой, но, помимо этого, ещё и воином, всегда стоящим по правую руку от короля…
Рейнис стиснула зубы. Пусть так. Пусть Висенья — рыцарь и охранник Эйгона, но именно она, Рейнис, была его королевой и женой.
Поднявшись с кресла, Рейнис медленно и плавно, покачивая бёдрами, подошла к высокому зеркалу в резной позолоченной оправе. На каждую ночь с Висеньей Эйгон проводил десять с ней, что было не удивительно. Рейнис приподняла шёлковые юбки и, привстав на цыпочки, покрутилась, разглядывая себя с ног до головы. Женственную и нежную, изящную и аккуратную, её всегда восхваляли и лелеяли. Когда она была ещё ребёнком, родители не чаяли в ней души, сестра и сводный брат берегли и защищали, как нечто ценное и сокровенное, слуги относились и обращались с ней, как с маленькой принцессой, даже не подозревая, что в один прекрасный день она станет королевой. В юности Рейнис очень сильно сблизилась с Эйгоном. Хотя, лучше, наверное, было сказать, что он сблизился с ней — скрытный и замкнутый, он редко и неохотно шёл на контакт с людьми, и те нечастые разговоры по душам, когда брат делился с ней — только с ней! — мечтами и планами, тревогами и радостями, делали их роднее, чем кровные узы. Висенья всегда говорила, что, чтобы мужчина тянулся к тебе, нужно быть жёсткой и недоступной, но ошибалась тогда, да и сейчас тоже ошибается. Что, если не мягкость и покорность, привлекли Эйгона? Что заставило его ослушаться воли родителей следовать долгу, а не зову сердца? Уж не были ли это красота и женственность Рейнис? Её объятия, сочувствие и понимание?.. Конечно, нельзя было отрицать того, что Висенья тоже была красива, — все Таргариены красивы, валирийская кровь всегда возьмёт своё — но красива той суровой красотой, которая притягивает и отталкивает одновременно. И всё-таки… Эйгон выбрал именно Рейнис.
Рейнис перекинула волосы через плечо и пропустила их сквозь пальцы. Да, Эйгон выбрал её, но и от Висеньи он не отказался. Не набрался мужества. Не решился. Не посмел. И та ночь, одна-единственная из одиннадцати ночей, когда он отсутствовал в её постели, приводила Рейнис в бессильную ярость.
Рейнис любила их обоих, — и сестру, и мужа — но в такие ночи готова была оседлать Мераксес, приказать дракону поджечь их и смотреть, смотреть, смотреть, как они корчатся в муках, чувствуют, как огонь медленно пожирает каждый дюйм кожи и мышц… Нет, разумеется, она никого не сожжёт. Нет. Духу сделать это у неё не хватит. Подобное было, скорее, в характере Висеньи. Что же до самой Рейнис… у неё были свои способы добиться желаемого, мести и справедливости.
Пригладив юбки к бёдрам, Рейнис ещё раз внимательным взглядом обвела своё отражение в зеркале вышла из своих покоев. Охранники на входе проводили её удивлённым взглядом, но не сказали ни слова. Рейнис не знала, как было заведено в других домах, но, поступая на службу к Таргариенам, люди становились слепыми, глухими и немыми.
Драконий Камень был тихим, как будто мёртвым — даже драконов, обычно шумных и беспокойных, не было слышно. Факелы тихо потрескивали, превращая тень Рейнис в некое чудовище. Каменные плиты холодили ноги даже сквозь подошвы туфель, кожа покрылась мурашками, а волосы на затылке встали дыбом. Неужели она боится? Нет, нет, просто
Остановившись перед маленькой деревянной дверью, Рейнис нерешительно остановилась и снова разгладила складки на юбках. Может быть, она ошибается? Может быть, не нужно так слепо действовать, доверяясь порывам досады, злости и ревности? Нет, даже не может быть — она ошибается. Но она — дракон. Более того она — оскорблённый дракон, полный желания возмездия и справедливости. Рейнис сжала руку в кулак и уверенно постучала в дверь. Тишина — прежняя, без единого шороха и шелеста. Тяжело выдохнув, — Рейнис и сама не заметила, что задержала дыхание, — она развернулась и медленно направилась обратно в сторону своих покоев. Что ж, видимо, на то была воля богов, только вот старых или новых?..
— Моя королева?
Рейнис резко обернулась. А может, боги были не так уж и против… ведь вот он, её лирник, стоит здесь — в наскоро натянутой одежде, с растрёпанными золотистыми волосами, заспанный, но с широко открытыми в удивлении ярко-голубыми глазами. Её любимец, мальчик из Простора, с голосом сладким, как мёд, и ликом светлым, словно солнечные лучи. Рейнис сладко улыбнулась и чуть-чуть приподняла юбки платья, выставив вперёд ногу.
— У меня для тебя есть одно дело, — ласково пропела она, медленно приближаясь к лирнику, во взгляд которого закралась толика страха. — Не бойся, никто не узнает.
Упёршись ладонями ему в грудь, Рейнис толкнула его вглубь маленькой каморки и затворила за собой дверь.
Эйгон презирает музыкантов, она — любит. И будет любить ещё сильнее в каждую из тех одиннадцати ночей, которую брат будет проводить не с ней. А завтра она поставит их перед фактом, что сама полетит в Дорн. Эйгон не откажет, а Висенья — о Висенья, дорогая сестрица! — будет в ярости от потери очередного военного трофея…
========== Висенья ==========
Висенья внимательно выслушивала жалобу за жалобой, просьбу за просьбой, требование за требованием. Аудиенция у королевы длилась уже несколько часов к ряду. Мейгор и Эйнис, стоявшие позади её кресла, уже заскучали. Висенья слышала их тихую горячую перебранку. Боги милостивые! Один женат, у другого четверо детей, а до сих пор ведут себя, как вздорные мальчишки! И за какие грехи, интересно, боги её так прокляли?
Висенья прислушалась, заинтригованная тем, что же могло так заинтересовать её мальчиков, — для неё они всегда будут оставаться детьми, сколько бы лет им ни было и какой бы титул они ни носили, — и недовольно передёрнула плечами. Мечи и Звёзды, конечно же. Разумеется. Снова эти проклятые святоши. Да и что другое могло вызвать такой ажиотаж после очередного бунта неподалёку от Эйгонфорта? Мейгор, пышущий праведной яростью, порывался раз и навсегда расправиться с мятежниками, Эйнис же на это робко, но спокойно возражал, что отец абсолютно точно будет против. Эйнис был осторожным и неуверенным — и в кого, интересно, пошёл? — и явно не созданным для правления таким буйными и непокорными землями, как Вестерос. В этом, наверное, была её, Висеньи, вина — не смогла воспитать, вырастить королём, сильным правителем, но и Рейнис была виновата не меньше! Вздорная девчонка! Умчалась в Дорн за славой и почестями, оставив трёхлетнего сына, как оказалось, навсегда. Висенья стиснула зубы. Годы Гнева давно были окончены Эйгоном, но в её душе злость не утихнет никогда. Что же касалось Мейгора… да, он был её сыном, её кровью и плотью, но Висенья понимала, что и он был не без изъяна. Слишком пылкий, слишком скорый на ярость, слишком жестокий, он, её сын, тем не менее, больше подходил на роль короля, чем его единокровный брат.
За всеми этими размышлениями Висенья не заметила, что в Чертоге повисла тишина. Все взгляды — крестьян и лордов, иностранных торговцев и местных мелких лавочников, септонов и рыцарей — были устремлены на королеву в ожидании её решения. Висенья, нахмурившись, окинула взглядом стоявшего перед ней ремесленника — грязного, оборванного. Такой точно не будет просить чего-то невыполнимого.
— Твоя просьба будет выполнена. Принц Эйнис самолично проследит за этим.
— Тётя… — Висенья затылком чувствовала, как Эйнис колебался, но послушно склонил голову в знак покорности её воле и стремительным шагом скрылся за неприметной дверью в дальнем углу Великого Чертога, поманив за собой ремесленника.