Траектория чуда

Гендер Аркадий

— Ну, здравствуй, — сказал я, прикрывая за собой дверь.

Вместо ответа она шагнула ко мне, обняла за шею, прижалась упругой грудью и приоткрыла губы. Мы слились в поцелуе, и дистанция полетела ко всем чертям. Я забрался руками ей под халатик, и гладил ее спину, потом скользнул ниже. Во мне, как в чайнике, в котором воды лишь на донышке, все мгновенно закипело.

— Подожди, подожди, Глеб, милый, подожди, — зашептала Талия, уворачиваясь от моих губ. — Может, сначала чаю?

— Тогда уж вина, — выдохнул я, с трудом заставляя выпустить из объятий мгновенно выпорхнувшую Талию, — я принес вина.

— Попробую угадать, какое ты купил! — донесся уже из комнаты Ташин голос, сопровождаемый мелодичным

звоном доставаемых из серванта бокалов. Точно не шампанское и вообще не белое, верно?

— Верно, — ответил я, пройдя в комнату и пытаясь снова поймать Талию в объятия.

— Так, значит, красное, — констатировала она, останавливаясь посреди комнаты. — Дальше сложнее, но попробую угадать.

И она с выражением глубокого раздумья на лице смешно приложила указательный палец к виску. Я подошел и снова обнял ее, снова начал искать губами ее губы.

— Глеб, мы что, куда-нибудь не торопимся? — скорчив комичную мину, взмолилась она. — Я хочу выпить вина, особенно если это… полусухое.

— Ты что, колдунья? — в притворном ужасе снова разжал я руки, и доставая из пакета бутылки, — точно полусухое.

— Какой ты умница! — воскликнула Талия и порывисто чмокнула меня в губы. — Люблю именно такое! Давай пить скорее!

Мы сели в кресла. Пробка звонко вышла из горлышка бутылки, и я разлил вино чудесного темно-розового цвета в бокалы. Талия взяла свой, заглянула мне в глаза и спросила:

— За что пьем? За любовь?

"Ну вот, точно, приехали!" — мелькнуло в голове, и хотя какого-то особого беспокойства по поводу моих подтверждающихся догадок я не испытал, но тост все-таки не поддержал:

— За удачу! — провозгласил я, стараясь не замечать легкого облачка, при этих моих словах пробежавшего по Ташиному лицу.

Я в один присест выпил приятную сладковато-терпкую влагу, Талия же смаковала вино понемногу, при каждом глотке закрывая глаза. Внутри сразу прихорошело, и я, наплевав на то, что еще рулить назад, налил себе еще. К тому времени, когда бокал Талии опустел, теплая дурманящая волна легкого опьянения уже успела разбиться предательским румянцем о мое лицо. О, вино коварная вещь! Удивительно, что может сделать с человеком пара бокалов вина, особенно с похмелья. Я почувствовал, как увлажнились мои глаза, как весь мир мгновенно стал ближе и желаннее. Я уже жалел, что не поддержал Ташин тост. Может быть, в нем и не было никакого намека и скрытого смысла? Захотелось если не извиниться, то уж как минимум сгладить впечатление.

— На самом деле просто у меня вчера случилась редкостная, просто фантастическая удача, вот я и предложил сначала выпить за нее, — с извиняющимися нотками в голосе произнес я, и посмотрел на Талию.

— Тогда второй тост — за… любовь к удаче! — с озорной улыбкой скаламбурила Талия, и я вслед за ней не удержался от смеха.

Вино, выпитое нами за любовь к удаче, было уже из второй бутылки. Такая ударная доза алкоголя, пусть и легко-винного, не могла не произвести своего действия. Вчерашние дрожжи, затворенные красненьким, взошли в голове, заполнили всю ее, вытеснив остатки разума и здравого смысла, перелились через край и устремились к чреслам. Я хотел было снова начать обещанный рассказ, но понял, что с удовольствием отложил бы это на попозже.

— Да, потом расскажешь, — как всегда, неожиданно прочитала мои мысли Талия, ставя бокал на стол.

Я плыл. Как-то совершенно незаметно Талия переместилась мне не колени. Ее поцелуй в полминуты довел меня до кипения. "Хочу в койку!", — шепнула она. Я подхватил ее и, хоть и не без труда, поднялся вместе с нею с кресла, сопровождаемый жалобным бряцаньем упавшего вместе со штанами на пол брючного ремня. Мы упали на постель, и очень скоро мне стало так хорошо, что самая мысль о том, что я мог не приехать сегодня сюда, стала казаться кощунственной.

А

потом мы лежали и говорили. Я возжелал предложенного час назад чаю, и Талия приготовила мне его и принесла в постель. Она курила свои длинные тонкие сигареты, а я рассказывал ей события последних двух суток, и события минувших восьмидесяти пяти лет. Я рассказывал ей все в подробностях, ни капли не сомневаясь, что рассказ Таше интересен, и не опасаясь, что из-за излишних деталей он покажется ей нудным. В подтверждение этого она слушала так внимательно, что, зажигая сигареты одну за одной, скоро забывала о них, и они тухли в пепельнице. В конце концов она бросила это дело, и просто полусидела на подушках, завернувшись в одеяло и молча слушала, глядя на меня своими широко распахнутыми зелено-льдистыми глазами. Когда я рассказывал о том, что Ольге Апостоловой пришлось пережить во время своей одиссеи, я чувствовал, как сопереживала всем сердцем Талия. Особенно, кажется, потрясло ее то, что Ольге пришлось заниматься в Константинополе проституцией. Талия как будто сжалась вся в комок, закусив зубами костяшки пальцев, да так и осталась до самого конца моего повествования.

— Так что, представляешь, Таша, за те два дня, что мы не виделись, я успел стать весьма состоятельным человеком! — с театральной наигранностью закончил я.

— Как я рада за тебя! — просто и мило ответила, вздохнув, она.

И в эту секунду я снова подумал о том, какие же, черт побери, блестящие перспективы в связи с моим наследством открываются перед моей женой Галиной, которая ни на секунду в это наследство не верила. И рядом — другая, а она даже не звонит. И, пожалуй. было бы в высшей степени несправедливо обделить тех, кто дарит и дарил мне тепло и богатство общения просто так, не будучи связан со мной узами никаких официальных отношений. Надо обязательно дать им от свалившегося с меня, как с неба, богатства. Надо — Жанне, с которой мне целый год было так хорошо, и у которой из-за ее бестолкового муженька сейчас такие проблемы с жильем, что она с ночлегом зачастую вынуждена перебиваться по случайным адресам. И надо — Талии. Даром, что знакомы без году три дня. Для того, чтобы человек стал близким, много времени и не нужно. По крайней мере, мне.

— Таш, сколько, ты говоришь, надо денег на операцию? — с деланно равнодушным видом спросил я. — Полтинник?

— Не меньше, — еще не понимая, куда я клоню, ответила Талия.

— Ну так считай, что он у тебя в кармане, — сказал я, выдержав эффектную паузу.

Господи, как же я нравился себе в эту секунду! Я с трудом удержался, чтобы не пустить из глаз слезу умиления. Потому, что Талия, закусив костяшки уже обеих рук, смотрела не меня, как на бога, только что сотворившего чудо. Она не задавала глупых вопросов типа: "Это правда?", или: "Ты не шутишь?". Она прекрасно чувствовала меня, и понимала, что я такими вещами шутить не буду. Просто через секунду она бросилась мне на шею и зарыдала. Одеяло слетело с ее плеч, она прижалась ко мне всем обнаженным телом, а я гладил ее по голове, и утешал, как ребенка. Наконец, она начала успокаиваться.

— Господи, Глеб! Сколько раз я представляла, что придет принц, как приплыл Грэй за Ассоль, и скажет что-то в этом роде, — сказала она, хлюпая носом. — Если бы ты знал, как тяжело жить вот так, не со своим полом, не в своем теле! Каждый день, каждый раз ощущать это (она скорчила гримасу) у себя! Это должно быть у мужчин, а я — женщина, женщина, понимаешь? То есть, ты понимаешь, я знаю. Неужели это, наконец, произойдет?

Она снова разрыдалась. Я не курю уже пять лет, но для такого дела вспомнил прошлый опыт заядлого курильщика, зажег сигарету и протянул Талии. Она затянулась, глубоко вздохнула, и улыбнулась мне сквозь слезы. Я чмокнул ее в мокрый соленый нос. Но ведь я высказал ей еще далеко не всю свою идею.