Траектория жизни. Между вчера и завтра
Шрифт:
Товарищи мои проснулись, и мы снова суетились над выполнением программы, разговаривали с Землей, делали записи, наблюдали светящиеся частицы, атмосферу над горизонтом в иллюминаторы. Я рассказал Комарову и Егорову о своем разговоре с С.П. и предложил Комарову еще раз, но уже официально, обратиться к начальству с предложением о продлении полета. Предложение не вызвало энтузиазма, но Володя разговор все же провел и тоже получил отказ.
Снаружи, на приборно-агрегатном отсеке, у нас стояла телекамера, экран которой был перед нами. При снятии характеристик ионных датчиков ориентации я обратил внимание, что на телевизионном экране появились лучи. Что это? Может быть, мерещится? Стал снимать экран. После проявления пленки уже на земле убедился, что не померещилось: на фотографиях тоже были видны лучи! Открытие! Увы, к тому времени уже сообразил, что это следы Солнца на люминофоре, когда оно попадало в поле зрения телевизионной камеры.
Время пролетело быстро. Перед спуском все системы и устройства корабля,
Нам предстояло приземлиться в корабле без катапультирования. Не помню, чтобы мы сильно волновались, но какое-то внутреннее напряжение наверняка было. Перед приземлением должен был включиться твердотопливный двигатель для снижения скорости подхода к поверхности Земли. У нас имелось очень «надежное» контактное устройство. Двигатели должны были включиться по сигналу от полутораметрового щупа (раскрывался он перед приземлением подобно пружинной рулетке) в момент, когда коснется поверхности. Кстати, позже примерно такой же щуп для выключения двигателя американцы применили на лунных посадочных модулях программы «Аполлон».
Перед самым касанием земли появилась мысль: а вдруг при проходе зоны интенсивного нагрева люк щупа открылся и тот сгорел? Посадка была «мягкой», искры посыпались из глаз, удар, шар перевернулся, и мы повисли на привязных ремнях вверх ногами. Ближе к люку находился Володя, он вылез первым, затем Борис и последним я. Приземлились мы на пашне неподалеку от Целинограда (сегодня столица Казахстана Астана), что, по-видимому, дало основание секретарю обкома наградить нас троих медалями «За освоение Целины» (и мы пахали! — приземлились на пашне). Вечером прилетели в Тюра-Там и разместились на так называемой «семнадцатой площадке», то есть в гостинице для космонавтов. На следующий день ожидали отлета в Москву, но нам сказали, что нужно хоть день отдохнуть. Ну отдохнуть так отдохнуть. Прошел день, другой.
— Вам нужно еще отдохнуть, да и кое-какие анализы необходимы.
— В чем дело?
— Да не знаем, кажется, уточняется адрес обращения.
— Какой адрес?
Оказывается, речь шла о том, к кому должен обращаться Володя с докладом об очередном «достижении советской науки». Прошел пленум ЦК, оформивший результаты переворота — замену Хрущева на Брежнева. И Володе пришлось докладывать новому первому секретарю, «дорогому товарищу Брежневу». Наивный Хрущев забыл, что диктатор не должен ни на минуту спускать глаз с полиции, с армии и со своих помощников.
В последующие за переворотом годы многие, если в разговоре упоминался Хрущев, начинали поносить его за волюнтаризм, и некоторые наверняка искренне. За что такая ненависть? Если отбросить показушное стремление продемонстрировать преданность новому самодержцу (таких, в конце концов, было немного), то получалось, что у разных людей были разные причины, но они объединялись, осуждая его за дискредитацию системы, при которой они привыкли жить, за сокращение численности армии (это затрагивало многих военных, ведь у них, да и не только у них, а и у их начальников уменьшалось количество подчиненных, терялись оклады, должности и в перспективе — относительно приличные пенсии), за то, что он свергнут и обманут (неудачников — а свергнутый воспринимается именно так — ненавидят и поносят), за непрерывные реорганизации, перестановки и перестройки правящего аппарата. Каждая такая операция приводила к травмам этого аппарата, ко всяким ЧП и прочему. Это многих возмущало. А Хрущев ведь не только раскачивал лодку. Он развенчал тирана, обнародовал, хотя бы частично, преступления системы, освободил невинно осужденных, стало легче дышать, перестали сажать за анекдоты, в «Новом мире» появился «Один день из жизни Ивана Денисовича», а потом и «Матренин двор» Солженицына, начал движение к разрядке в международных отношениях. Поношения Хрущева были, как минимум, проявлением неблагодарности. Думаю, что он действительно хотел сделать что-то существенное, полезное для народа, для нашей страны. Можно, конечно, подозревать, что его энергичная деятельность, жажда великих дел объяснялись внутренней неуверенностью в своем праве на положение очередного «вождя», стремлением доказать делами это право, а может быть, и стремлением искупить грехи и преступления тридцатых годов, в которых он участвовал. Во всяком случае, он вроде бы стремился к лучшему. Другое дело, что и образования не хватало, и понимания главного — не может быть личность
Осенью 1963 года собрались пожениться Андриян Николаев и Валентина Терешкова. И свадьбу их решено было отметить на самом высоком уровне, на даче для приемов над Москвой-рекой. Собрались в громадном зале, стол покоем и в центре главного стола — Хрущев с новобрачными. Когда уже было произнесено несколько тостов, опять встал Хрущев и произнес длинный пышный тост за здоровье безвестных конструкторов, создавших «нашу замечательную, самую… самую… космическую технику». А надо сказать, что мы были в то время в затруднительном положении. Проект корабля «Союз» был подготовлен, был подготовлен также проект решения ЦК и Совета Министров о создании «Союза», но он уже несколько месяцев лежал в Совете Министров на рассмотрении. А без этого постановления, определяющего финансирование и подключение производственных мощностей, мы не могли развернуть работы. Естественно, что я использовал ситуацию, встал и громко заявил, что, дескать, слышать эти слова, конечно, лестно, но лучше бы нам дали денег на новый проект. Новобрачные, сидевшие рядом с Хрущевым, объяснили ему, о чем шла речь, и не более чем через десять дней вышло постановление о работах по «Союзу»: услышал же!
Он хотел изменить нашу жизнь к лучшему, разгромил культ Сталина, увеличил плату за труд крестьянам, ликвидировал закон, ставивший всех трудящихся в положение крепостных (нельзя было уйти с предприятия без согласия директора, самовольный уход рассматривался как уголовное преступление), начал строить жилье.
Но он был необразован, не знал элементарных вещей. Как руководитель государства он конечно же был дилетантом, как и большинство наших самодержцев. Он не понимал главного — наши неудачи, диктатура Сталина, наша отсталость определялись нашей теократической государственной системой. Да, именно теократической, так как официальная идеология явно носила характер государственной религии. Только эта государственная соцрелигия отличалась от других в худшую сторону. В основе традиционных религий веками сохранялись основополагающие нравственные и этические нормы: не укради, не убий, не обмани, не… А в соцрелигии этих норм уже не было. Подобные пирамидальные иерархические системы с единым хозяином и с единой идеологией не раз пытались строить разного рода самодержцы, начиная с первых шагов цивилизации. Самой характерной чертой таких систем было всегда одно: они неизбежно разваливались. Они «не работают», так как противоречат чувству независимости, присущему каждому человеку. Превращая его в подданного, они убивают в нем инициативу, превращают во врага собственной системы. Образованным людям это было известно еще с античных времен.
Самодержцы и вожди советской власти, семьдесят лет стремившиеся что-то сделать для народа, для страны, оставаясь в рамках тоталитарной системы, все время попадали сами из одного болота в другое и втягивали за собой всю страну. Главное, что их всех отличало: все они проявляли себя безответственными, не умевшими правильно выбрать ни цель, ни метод и путь ее достижения. Это особенно очевидно нашему поколению. Приведу близкий мне пример.
Как делают космический корабль? Сначала выбор цели — на этом этапе мы все вдрызг переругаемся, пока приблизимся к истине; потом основные идеи решения, проект; обсуждения, споры, расчеты, доказывающие, что десятки предлагаемых схем будут работать; экспертизы, разработка документации — как и что делать, до подробностей. Затем моделирование основных процессов, создание макетов и экспериментальная проверка прочности, устойчивости, отсутствия опасностей перегрева или замерзания, переносимости к ударам, к авариям, огневые испытания. И только потом приступают к созданию корабля.
А что мы наблюдали до последнего времени на уровне государства? По сравнению с государственным, космический корабль — детская игрушка. И в то же время, в крупных государственных делах, как правило, полное отсутствие разработанности, продуманности, моделирования, расчета тех процессов, которые неизбежны при принятии того или иного государственного решения, полное отсутствие разработки алгоритмов действий, этапов, обратной связи при проведении в жизнь таких решений: то кукуруза как панацея, то увеличение закупочных цен как панацея, то перестроиться не вдоль, а поперек как панацея и так далее. И Ельцин был плоть от плоти той же безграмотной и безответственной компании. Полная неготовность вождей к реальной государственной деятельности, отсутствие элементарной экономической грамотности при наличии умения держать попавшую в их руки или захваченную власть. Брежнев лучше всех понял главную особенность тоталитарной системы: «Не шевели этот карточный домик!» — мудрый алгоритм болота. Тем не менее в одном он добился несомненного успеха: период его правления оказался прекрасной иллюстрацией того, что система при отказе от террора скатывается в трясину, страна стремительно отстает в уровне жизни человека, в технике, в производительности труда (а это, в конце концов, и определяет уровень жизни народа), превращается в сырьевой придаток. Таким образом, при теократической системе страна превращается либо в концлагерь, либо в стоячее болото.