Траектория
Шрифт:
25.
Свободных машин в управлении нет, будем добираться попутным транспортом.
— Посмотрим, чьи автобусы холоднее — омские или новосибирские?! — бодрюсь я.
Паша Черный элегантно помогает мне попасть в рукава шубы, пропускает вперед, захлопывает дверь кабинета, и мы дружно сбегаем по ступеням. Не доходя до автобусной остановки, Паша поднимает руку. Устраиваемся на заднем сиденьи такси. Павел называет адрес.
Вскоре из старинного и современного многоэтажного
— Ждите, мы скоро,— говорит Павел шоферу, и мы вылазим из «Волги» под пристальными взглядами прильнувших к окнам домохозяек.
Павел громко стучит.
— Кого надо?! — приоткрывая дверь, спрашивает морщинистая старуха в стеганой безрукавке.
— Данилова.
— Тнмоху?.. А ты кто будешь?
— Из уголовного розыска.
Старуха выходит на крыльцо, всплескивает руками:
— Натворил, что ль, Тимоха чего?
— Поговорить надо,— уклоняется от ответа Черный.
Старуха склоняет голову набок, пытливо всматривается в лицо оперативника.
— Нет, уж ты, милок, скажи, если что не так. Мне ж его тады выписывать надо. А то вон у Кузьминичны из семнадцатого дома тоже квартирант жил. Посадили его, а она теперя мыкается, не знает, как выписать.
— Пусть к участковому обратится. Данилов- то где?
— На работе Тимоха, где ему быть... В Доме печати, плотничает.
— Ну, скоро поедем? — занудным голосом тянет таксист, подходя к нам.
— Уже едем.
26.
Пока Павел рассчитывается с водителем, задрав голову разглядываю здание с высоким крыльцом. Черный подходит, и я осведомляюсь:
— У вас работникам уголовного розыска зарплату повысили?
Неожиданно для меня в оперативнике просыпается отчаянный ловелас:
— Не хотелось, чтобы такая обаятельная следователь прокуратуры, гостья, замерзла. Век бы себе не простил...
Мы решаем, что плотник скорее всего должен трудиться не в бесчисленных редакциях, а в типографии. В одном из длинных коридоров я замираю. Навстречу, держа в руке деревянный ящик с торчащими из него ножовкой, выдергой и еще какими-то инструментами, неторопливо движется Михаил Данилов, с которым только вчера я беседовала в Шадринке. Но Данилов не глядит в мою сторону. Лишь поровнявшись с нами, он бросает недовольный взгляд из-под густых бровей: дескать, чего это ты уставилась? Потом сердито проводит ладонью по рыжей щетине и отворачивается.
— Данилов? — склоняется ко мне Паша Черный.
Я киваю,
— Тимофей Дементьевич! — окликает мужчину Павел.
Тот оборачивается.
— Здравствуйте,— говорит оперативник.
Представив вначале меня, потом себя, интересуется, где можно спокойно побеседовать,
— Опять за мое дело взялись,— вздыхает Данилов, не понимая, как я жаждала этой встречи и сколько возлагаю на нее надежд.
По крутым ступеням спускаемся в душный подвал, проходим полутемным лабиринтом
Совсем как его младший брат, смахивая ладонью с двух табуреток, Данилов предлагает нам сесть, а сам прислоняется к верстаку.
При ярком свете вижу, что между братьями не такое уж полное сходство. Лицо Тимофея Дементьевича гораздо сильнее изборождено морщинами и голова почти сплошь покрыта блестками седых волос.
Нас с Павлом интересуют подробности, даже незначительные. Поэтому обстоятельно расспрашиваем потерпевшего обо веем, надеясь уловить хоть что-то, могущее привести к цели.
— Итак, вы приехали в Омск…— подсказывает Паша Черный.
Тимофей Дементьевич устало соглашается:
— Приехал... Дело шло к вечеру. Родных или там знакомых у меня тут нету. Не бегать же ночью по городу. Решил зайти сперва в ресторан, ужинать-то всё равно надо. Поужинаю, думаю, на вокзале переночую, а с утра пойду искать жилье да работу. Думал домишко прикупить, небольшой какой-нибудь, на худой конец можно было и полдома…
Лицо Данилова мрачнеет.
— Зашел в ресторан. Столиков свободных навалом. Сел подальше от дверей. Сижу, жду официантку, а тут эти двое подходят. Спрашивают, можно ли за мой столик. Садитесь, говорю.
— Они появились в ресторане после вас или уже сидели там? — уточняет Павел.
— По-сле,— тянет Данилов.— Я от нечего делать на вход глазел, они как раз и вошли. Глянули по сторонами и ко мне.
— Вы же сказали, много свободных столиков было? — роняю я.
Данилов из-под бровей смотрит на меня.
— Верно, сказал... Но ведь не все места хорошие. То у дверей, все ходят-толкаются; то возле кухни, официантки над твоей головой подносы с борщами таскают; то рядом с какой-нибудь дамочкой, тоже не всякий мужик сесть захочет... Короче сели да сели... Кто ж знал, что у них такое на уме...
— Вы считаете, что это они вас? — спрашивает Павел.
— Ничего я не считаю! Тот раз меня допрашивали-расспрашивали и все о них, теперь то же самое! Вот и подумайте, кто считает — я или милиция?
Успокаиваю его:
— Тимофей Дементьевич, если не трудно, постарайтесь все-таки припомнить, как выглядели эти мужчины, во что были одеты, как называли друг друга. Нам это очень важно. Вы же понимаете, что я не из праздного любопытства ездила в Шадринку, беседовала с вашим братом, а теперь вот сюда, в Омск, приехала.
— Вы были у Михаила? — вскидывает голову Данилов, потом, словно боясь показать свою слабость, отводит глаза и тихо спрашивает: — Как он там?
— Все в порядке... Старший школу заканчивает. На здоровье никто не жалуется… Михаил очень хотел вас увидеть, да не знает, как и где искать...
Про то, что Михаил Дементьевич очень хотел увидеть брата, я слегка привираю. Он мне этого не говорил. Но ложь моя во спасение: никогда не поверю, что из-за какого-то паршивого наследства на всю жизнь могут paccopиться родные братья.