Трафальгар. Люди, сражение, шторм

Клейтон Тим

К лету 1805 года экипаж «Тоннанта» состоял на 35% из унтер-офицеров и матросов 1 статьи, на 25% из матросов 2 статьи и на 40% из ландсменов и юнг. Многие из ландсменов со временем могли бы стать неплохими моряками, да и первые лейтенанты «Тоннанта», возможно, недооценивали их способностей, но, как бы то ни было, в составе экипажа имелось слишком много ландсменов и не вполне достаточно высококвалифицированных специалистов. В возрастном отношении экипаж был молод — почти все ландсмены были двадцати с небольшим лет. Средний возраст матросов 2 статьи равнялся двадцати шести, матросов 1 статьи — тридцати и унтер-офицеров тридцати трем годам. Шесть унтер-офицеров разменяли пятый десяток, а самому старшему из них было 55 лет.

От унтер-офицеров и их способности спаять опытных моряков в единую сыгранную

команду зависело очень многое. Большинство первоклассных моряков на «Тоннанте» номинально были добровольцами, также часть рекрутов оказалась вполне надежной. Девять матросов 1 статьи, рекрутированных в Уайтхейвене 12 марта 1803 года, летом 1805 года все еще находились на борту «Тоннанта». К этому времени трое из них были назначены плутонговыми [12] , один квартирмейстером, так что они вошли в состав судовой «элиты». Примечательно, что всего после двух лет службы на своих кораблях команды как «Колосса», так и «Тоннанта» притерлись друг к другу, и когда всерьез запахло порохом (для «Тоннанта» это было при появлении Вильнёва у Кадиса), они действовали с непревзойденным мастерством.

12

Плутонговый (quarter gunner) — младший артиллерийский унтер-офицер (старшина), отвечавший за повседневный уход за орудиями (один человек на каждые четыре орудия).

Глава 4

Памятник Латушу

За девять месяцев до прихода объединенного флота в Кадис Вильнёв стоял на вершине мыса Кап-Сепет, высоко возвышающейся на тулонской гаванью, и произносил надгробную речь в честь вице-адмирала Луи-Рене де Латуш-Тревиля:

Неустанное усердие, отвага, осторожность вкупе с неустрашимостью, любовь к славе и своей Отчизне — эти его качества мы будем всегда почитать, и сожалеть о его потере. Они также будут и целью наших стремлений. Моряки, эти качества никогда не перестанут быть моей заботой! Преемник Латуша обещает это вам; обещайте ему, что и он может надеяться на вашу верность и преданность.

Вильнёв обращался к собранию французских офицеров, которым Латуш давал надежду и уверенность и которые, в свою очередь, платили ему преданностью. Латуш был французским Нельсоном — или, по крайней мере, ближайшим соперником ему из тех, что Франция имела за последние десятилетия. "Я повидал немало офицеров за время службы, — писал Огюст Жикель, младший офицер «Энтрепида», — но никогда не встречал настоящего лидера, подобного тому, которого мы потеряли, с такой стальной волей, способностью преображать людей и влиять на события". Его подчиненные решили поставить ему памятник, который будет вечно возвышаться над гаванью. Будь он жив, именно он готовился бы сейчас в Кадисе к битве с британцами.

Латуш содержал две семьи; его двоеженство даже увеличивало его харизму. Выдвинувшись во время войны за независимость американских колоний, он стал деятельным помощником герцога Орлеанского, бравировавшего своими демократическими взглядами брата казненного французского короля, что в 1793 году привело Латуша к изгнанию из рядов республиканского флота. После переворота 1799 года Наполеон вернул его в строй и дал командование объединенным флотом в Бресте. Здесь Латуш подружился с испанским адмиралом Гравиной и его офицерами; он ввел испанских советников в свой штаб, используя их опыт в защите портов от британского флота. В 1801 году эти самые испанцы помогли Латушу отразить нападение Нельсона на Булонь. Небольшая, но значимая победа шумно отмечалась во Франции. Наполеон, убежденный, что Латуш имеет необходимые способности и энергию, вручил ему командование в Тулоне и ключевую роль в планировании вторжения в Британию.

Находясь в Тулоне весной 1804 года, Латуш разъярил Нельсона своим утверждением, что он принудил к бегству небольшую британскую эскадру,

находившуюся под командой самого знаменитого адмирала. "Вы бы видели письмо мсье Латуша о том, как он преследовал меня и я бежал, — с отвращением писал Нельсон. — Я храню это письмо; видит Бог, если он мне попадется, он его съест".

Такими всплесками бравады, как «победа» над Нельсоном, Латуш укреплял дух тех людей, которыми теперь командовал Вильнёв. В период командования Латуша его моряки впервые за много лет стали получать регулярное жалование. Он настоял на получении новой выходной формы, состоявшей из красного жилета, синих брюк и такой же куртки; он ввел вымпела различных цветов для кораблей, способствовавшие укреплению esprit de corps [13] экипажей. Красные помпоны, носимые членами экипажа его флагманского корабля «Буцентавр», постепенно стали непременным атрибутом форменной одежды всего французского флота.

13

Esprit de corps — корпоративный дух; чувство локтя.

Однако самоуважение немногого стоит без практических, профессиональных навыков. Латуш ввел состязательные артиллерийские учебные стрельбы, в качестве примера начав со своего «Буцентавра» и линейного корабля «Формидабль» младшего флагмана Пьера Дюмануара. Опытная команда «Формидабля» произвела семь залпов за 16 минут против буцентавровских пяти за 15 минут. Оба корабля показали по французским стандартам высокие, сравнимые с британскими, результаты, а вскоре Латуш улучшил показания своего собственного экипажа. Пехотинцы «Буцентавра» взяли верх над соперником по соревнованиям, достигнув скорострельности 30 мушкетных выстрелов за 15 минут каждым стрелком против 20-ти «Формидабля».

Постепенно Латуш приучал экипажи к действиям на море, посылая их ввязываться в мелкие стычки с кораблями британской блокады. Огюст Жикель вспоминал:

Мы стояли на большом рейде, и два наших корабля по очереди выделялись для несения дежурства у входа, готовые к отражению набегов англичан. Как только они приближались, привыкнув делать это безнаказанными, дежурные корабли вытравливали якорные канаты в воду; через восемь минут они были уже на ходу в погоне за неприятелем. Если забияки имели поддержку, другие наши корабли также снимались с якорей. В постоянных маневрах с последующими стычками тренировались и команды, и капитаны. Адмирал, расположившись на вершине мыса Кап-Сепет, господствующей над входом в Тулон, наблюдал за всем происходящим внутри и снаружи гавани, готовя достойных противников Нельсона.

Нельсон, который внимательно наблюдал за этими маневрами, подтверждал, что эскадра Латуша "была полностью укомплектована и, судя по производимым маневрам, неплохо обучена".

Затем, в августе 1804 года, Латуш неожиданно умер. Нельсон, горевший желанием сразиться с ним, чувствовал себя почти обманутым. "Латуш ускользнул от меня, — писал он. — Французские газеты сообщают, что он умер в результате перенапряжения, поднимаясь слишком часто на сигнальный пост на мысе Кап-Сепет для наблюдения за нами. Я всегда предрекал ему подобную смерть".

В декабре Вильнёв занял пост Латуша. Как и большинство людей тулонской эскадры, он был родом из Прованса и не собирался производить значительных изменений в системе Латуша. Но стиль его командования снижал моральный дух. "Он был заслуженным офицером, знающим и выдающимся в своем роде, но он не был тем человеком, на которого следовало бы взвалить столь тяжелую ношу, — писал Жикель. — Неуверенный и замкнутый по натуре, он не мог побороть в глазах флота памятную картину Нильской битвы, где его поведение осталось неоправданным для всех благородных людей". В битве на Ниле от Нельсона ожидали атаки на авангард под командованием Вильнёва, но вместо этого он ударил по арьергарду. Имея противный ветер, неуверенный в том, что лучше всего следовало бы сделать, Вильнёв не смог оказать поддержки своему главнокомандующему. Он сумел спасти два линейных корабля и два фрегата от гибели, но некоторые считали, что он показал недостаток не только усердия, но и мужества.