Трагедия казачества. Война и судьбы-1
Шрифт:
Как-то при лёгком подпитии бригадир благожелательно заметил, что я свободно ориентируюсь в городе. И дёрнуло меня похвастать, что был здесь около 4-х лет назад и даже работал в прачечной, которая осталась неразрушенной, как и дом хозяина. Это стало известно командованию стройбата и кадровикам. В моей же автобиографии и анкете было записано, что я и мои родственники на оккупированной территории и за границей не были. Несдержанный язык и… существенный прокол в моей легенде! По существовавшему законодательству дача ложных сведений в анкете — уголовно наказуемое деяние. Чтобы не испытывать судьбу, собрал вещички и на попутной машине
На вокзале в Минске познакомился с молодым человеком лет двадцати пяти, который по разнарядке работал на лесоповале в Карелии и сбежал оттуда. Ему и мне, самовольно покинувшим работу, грозило уголовное наказание в виде лишения свободы сроком до двух лет. Он пригласил меня ехать к его родным в Западной Белоруссии. Вместе в темноте «захватили» на двоих нерабочий тамбур с помощью моего ключа. Как правило, такие тамбуры вместо выбитых стёкол были заколочены досками с маленькими смотровыми окошками.
На одной из ближайших от Минска станций на переходную площадку поднялся мужчина с рюкзаком в руке. Зима, холод. Он стучит в противоположный также нерабочий тамбур и просит впустить его. Дверь открывается и у мужчины из рук вырывают рюкзак. Нам видно, что в тамбуре несколько человек, а здоровый верзила командует: «Прыгай», — при этом бьёт мужчину ногой. Тот еле удержался и перескочил на подножку. Стал просить, чтобы ему отдали документы и сапожный инструмент из рюкзака. Но верзила дважды ногой ударил мужчину по рукам и голове. Тот на полном ходу поезда полетел под откос в сугроб. Вмешиваться безполезно — силы неравны.
В послевоенные годы такая картина происходила на всех железных дорогах Советского Союза. Банды уголовников открыто грабили пассажиров-зайцев, зачастую их убивая или сбрасывая с переходных площадок и крыш вагонов.
Сошли с поезда на одной из станций западнее Барановичей. Добрались на попутных санях до его села. Нас приняли радушно, накормили и даже устроили баню. На следующий день по моей просьбе нашли польскую семью, где я несколько дней вместе с хозяином пилил дрова. Заработал денег и сала на дорогу. Попрощавшись, поехал в Брест.
Планировал через Брест и Киев ехать в Грузию. Но надеялся при благоприятном стечении обстоятельств сбежать в Польшу. Приехал вечером. Зал ожидания забит пассажирами. Увидел в расписании пригородных поездов, что до одной из станций есть два поезда, один из которых выходит из Бреста поздно вечером, а утром возвращается за два часа до отхода киевского. Решил, что в нём я отдохну и прикину возможность побега. Проскочил в вагон, забрался на третью полку и заснул. Разбудил ревизор, но на удивление не ссадил «зайца» с поезда. Причина выяснилась, когда на конечной станции пассажиры выстроились в очередь к проходной, где пограничники проверяли у всех документы. Поезд же со всех сторон был оцеплен пограничной охраной. Меня задержали и на рассвете повели на пограничную заставу, расположенную в полутора-двух километрах от станции.
По бокам два конвоира с винтовками со штыками наперевес. За территорией станции конвоиры взяли винтовки на ремень и шли свободно, но со мной не разговаривали. При подходе к заставе вновь винтовки наперевес, хмурые, неподступные лица. В кабинете какого-то начальника на стене огромная карта административно-территориального деления Европейской части СССР. Сообразил, что можно сочинять любую легенду, но недопустима
При допросе сказал, что решил в пригородном поезде скоротать ночь до отхода киевского. Документов нет, но по легенде мне только 15 лет. В географии не запутался и был точен при описании «родных» мест. В сопровождении весело болтающих со мной конвоиров был доставлен на станцию и посажен в пригородный поезд на Брест. Стало ясно, что о Польше нечего и думать.
В Киеве несколько часов свободного времени. Брожу по городу. Видно, где восстанавливают город гражданские или военные строители, а где военнопленные или заключённые. Поразило обилие хлебо-булочных изделий в магазинах и реклама: «Растолстеть чтобы, надо есть побольше сдобы». Не знаю, что было в Киеве год назад, но в других местах Украины я видел умирающих от голода!
Наконец-то, из зимы — в тёплые края. Самтредиа. Встреча с моими фронтовиками-инвалидами-спекулянтами. Их жизнь течёт по неизменному руслу: торговля солью и таранкой на местном рынке; после скопления нужной суммы везут на север (Калинин, Новгород) цитрусовые и лавровый лист, который собирают безплатно с кустов, ограждающих приусадебные участки; с севера привозят бывшую в употреблении армейскую и другую одежду, которую реализуют на рынке: при очередном запое всё заработанное пропивается и начинается новый круг. Только что закончился запой. Мои друзья без гроша в кармане. Оставаться не имело смысла.
Поехал на Тбилиси, оттуда в Баку. Попасть «зайцем» на теплоход Баку-Красноводск не удалось. До Еревана не доехал — пограничники ссадили с поезда и пришлось вернуться.
Передо мной стояла задача: как можно скорее определиться пока внешне похож на 15–16 летнего подростка и схожу за беспризорника. Позднее можно попасть в разряд бродяг без документов, а это — уголовно наказуемо. Уже выработал легенду, привыкаю к новому имени и биографии.
Глава XIII. ПОД ЧУЖИМ ИМЕНЕМ
1. Детский приёмник-распределитель
Предполагал «осесть» на Кубани или Нижнем Дону, но не доехал. В Минеральных Водах сошёл с поезда, чтобы согреться на вокзале. Был сильный мороз и я окоченел. Здесь задержали и препроводили в детский приёмник, расположенный недалеко от вокзала.
Учёл прошлый опыт трудного привыкания к новому имени. Потому оставил своё, а фамилию и отчество сменил на хорошо знакомые. Возраст уменьшил почти на два года, а дату рождения проще запомнить, когда число и месяц одинаковы. Первоначальную легенду (биографию) скорректировал, когда после прохождения всех формальностей и медицинской комиссии в Минераловодском ЗАГСе выдали новое свидетельство о рождении с пометкой: «Запись восстановлена».
Приёмник располагался в одноэтажном здании с большим двором и хозяйственными постройками. Отопление печное. Транспорт — четыре лошади и две брички. Пацаны помогали при пилке и колке дров, а меня тянуло к лошадям и я стал добровольным помощником у двух конюхов-ездовых, обслуживавших детский приёмник. Ранней весной мы на лошадях вспахали участок залежной земли, выделенный колхозом под огороды для сотрудников приёмника. Позднее там же (10–12 км от города) заготовили на зиму сено для лошадей, перевезли дрова из лесхоза, отпущенные по разнарядке для приемника. А уход за лошадьми — дело привычное.