Трагедия русского офицерства

Волков Сергей Юрьевич

Жертвы во время большевистского наступления были и в других городах. В частности, в Полтаве, захваченной большевиками 5-6 января, были перебиты оказавшие сопротивление юнкера эвакуированного туда Виленского военного училища (части удалось пробиться){140}. Некоторые офицеры создавали летучие партизанские отряды. Один из нескольких таких отрядов в районе Нового Буга, например, состоял из 7 офицеров и совместно с хуторянами вел борьбу с местными бандами на Южной Украине{141}.

С установлением власти гетмана генерал-лейтенанта П.П.Скоропадского положение офицеров изменилось радикальным образом. Если не считать действий петлюровских банд, жертвами которых в числе прочих становились и офицеры, в период с весны до осени 1918 г. офицеры находились на Украине в от-носительной безопасности. Гетманом были даже ассигнованы денежные суммы для выдачи находящимся на Украине офицерам{142}. В это время Украина и осо-бенно Киев превратились в Мекку для всех, спасающихся от большевиков из Петрограда, Москвы и других местностей России. К лету 1918 г. в Киеве насчитывалось до 50 тыс. офицеров, в Одессе - 20, в Харькове - 12, Екатеринославе - 8 тысяч{143}. "Со всех сторон России пробивались теперь на Украину русские офицеры. Частью по железной дороге, частью пешком через кордоны большевиц-ких войск, ежеминутно рискуя жизнью, старались достигнуть они того единственного русского уголка, где надеялись поднять вновь трехцветное русское знамя, за честь которого пролито было столько

крови их соратников. Здесь, в Киеве, жадно ловили они каждую весть о возрождении старых родных частей. Одни зачислялись в Украинскую армию, другие пробирались на Дон, третьи, наконец, ехали в Добровольческую армию"{144}. Немецкое командование иногда арестовывало офицеров, слишком откровенно ведших вербовку в Добровольческую армию, но впоследствии они освобождались. Однако часть офицерства предпочитала выжидать, пользуясь временной безопасностью, а некоторые вели себя и крайне недостойно: "В ресторанах служили лакеями офицеры...И это на тех, кто любил свою службу и свою корпорацию, кто видел в офицере рыцаря, готового на подвиг, кто дорожил каждым орденом и значком - производило неизгладимое впечатление. Было больно, грустно и стыдно... Особенно, когда на вопросы, почему, зарабатывая огромные деньги чаевыми, эти офицеры не снимают защитной формы, училищных и полковых значков, а иногда и орденов, цинично отвечали: "Так больше на чай дают"... К счастью, все эти господа были офицеры военного времени"{145}. Как вспоминает один из добровольцев, "Харьков, где в те дни (май 1918 г.) жизнь била ключом, представлял собой разительный контраст умирающей Москве. Бросалось в глаза обилие офицеров всех рангов и всех родов оружия, фланирующих в блестящих формах по улицам и наполнявших кафе и рестораны. Их веселая беспечность не только удивляла, но и наводила на очень грустные размышления. Им, как будто, не было никакого дела до того, что совсем рядом горсть таких же, как они, офицеров вела неравную и героическую борьбу с красным злом, заливавшим широким потоком просторы растерзанной родины"{146}. Однако в том же Харькове существовала тогда сильная офицерская организация, в "батальоне" которой состояло около тысячи человек. Кроме того, имелись списки еще около 2 тыс. проживавших в городе офицеров, не посвященных в организацию, но считавшихся надежными (и каждый офицер "батальона" в случае необходимости должен был привести 2-3 лично ему из-вестных офицера). Такие же, но более мелкие организации существовали в других городах Харьковской и Полтавской губерний{147}.

Одной из форм самоорганизации офицерства была служба в гетманской армии. Гетманская власть в отличие от петлюровской не была на деле ни националистической (лишь по необходимости употребляя "самостийные" атрибуты и фразеологию), ни антироссийской. Это давало возможность даже возлагать некоторые надежды на нее и ее армию как на зародыш сил, способных со временем освободить от большевиков и восстановить всю остальную Россию. Гетманская армия состояла из кадров 8 корпусов, 20 пехотных и 4 кавалерийских дивизий, 6 кавалерийских бригад, 16 легких и 8 тяжелых артбригад. Эти кадровые части состояли исключительно из подразделений старой российской армий (11-й, 12-й, 15-й, 31-й, 33-й, 42-й пехотных, 3-й и 4-й стрелковых, 7-й, 8-й, 9-й, 10-й, 11-й, 12-й кавалерийских, подразделений 4-й, 13-й, 14-й, 19-й, 20-й, 32-й, 34-й, 44-й пехотных, 3-й и 16-й кавалерийских дивизий). Все должности в гетманской армии занимали русские офицеры, в абсолютном большинстве даже не украинцы по национальности. Военным министром был ген. А.Ф.Рагоза, морским - контр-адмирал М.М.Остроградский, начальником штаба гетмана был ген. Дашкевич-Горбатский, начальником Генштаба - полковник Сливинский, генерал-квартирмейстерами генералы Синклер и Прохорович. Во главе Глав-ного штаба стоял ген. Алексей Галкин (помощник - ген. Кушакевич), кадровое управление возглавлял ген. Рябинин, интендантское - Бронский, учебное - Астафьев, геодезическое - ген. Коваль-Недзвецкий, главным инспектором был ген. Приходько, санитарным инспектором - ген. Яницкий, инспектором артиллерии - ген. бар. Дельвиг, главой Военого суда был ген. Чивадзе (помощник - ген. Гречко), прокуроврское управление возглавлял ген. Брылкин, кодификационое - ген. Игнатович, кассационное - ген. Балясный.

Корпусами командовали генералы Дядюша, Ерошевич, Березовский, Мартынюк, Волховский, Дорошкевич, Слюсаренко, Лигнау, Волкобой, Васильченко, начальниками их штабов - Янушевский, Лебедев, Бортновский, Дроздовский, Стефанович-Стеценко, Агапеев, Генбачев, Свирчевский, Диденко. Пехотными дивизиями командовали генералы Клименко, Васильев, Бочковский, Осецкий, Батрук, Феденяк-Былинский, Борк, Поджио, Горбов, Игнатьев, Острянский, Былим-Колосовский, Даценко, Рак, Купчинский, Александрович, Жнов, Кованько, Зальф, Натиев, Яхонтов, Петренко, кавалерийскими - Бискупский, Чеславский, Ревшин и Кулжинский, кавалерийскими бригадами - Поплавский, Каратеев, Опатович, Кислицын, Эммануэль и Елчанинов. Инспекторами артиллерии корпусов были генералы Годлевский, Банковский, Колодий, Кирей и Зелинский, артиллерийскими бригадами командовали генералы Тихонович, Орловский, Лунский, Мещерининов, Зольднер, Иванов, Демьянович, Островский, Снесарев, Криштафович, Пащенко, Бенау, Телешов, Бенескул, Левковец, Альтфатер, Рахлин, Дынников, Романовский, Богаевский, Лахтионов и Попов. Во главе военно-учебных заведений (главным образом прежних военных училищ) стояли генералы Юнаков, Максимов, Протазанов, Анисимов, Нилус, Шлейснер, Гернгрос и Семашкевич{148}. В гетманской армии служили также генералы Раух, Спиридович, Присовский, Стааль, Стельницкий, Ярошевский и многие другие.

Все они были произведены в генеральские чины еще в русской армии и оказались в гетманской армии в большинстве потому, что стояли во главе соединений и частей, подвергшихся в конце 1917 г. "украинизации". Из примерно 100 лиц высшего комсостава гетманской армии лишь менее четверти служили потом в украинской (петлюровской) армии, большинство впоследствии служило в белой армии, часть погибла в ходе петлюровского восстания или эмигрировала, а некоторые оказались в Красной армии. Части гетманской армии и осенью 1918 г. обычно представляли собой "украинизированные" в 1917 г. части старой русской армии с прежним офицерским кадром. Например, 31-й артполк 11-й артбригады в Полтаве состоял главным образом из офицеров бывшей 9-й артбригады (31-м и 33-м полками - бывшими дивизионами - командовали подполковники 9-й артбригады), 32-й - из офицеров бывшей 32-й артбригады ("украинизированной"), и т.д.{149} Собственно, все 64 пехотных (кроме 4-х особых дивизий) и 18 кавалерийских полков представляли собой переименованные полки русской армии, 3/4 которых возглавлялись прежними командирами{150}. Хотя гетман жаловался, что у него нет хороших генералов и офицеров, которые "все или на Дону, или у Добровольцев"{151}, избыток кадровых офицеров позволил во-енному министру ген. Рагозе в июне издать приказ об увольнении из армии всех офицеров военного времени с предоставлением им права доучиваться на положении юнкеров в военных училищах. Это сильно понизило численность офицеров и создало армии новых врагов, примкнувших при первой возможности к Петлюре{152}.

Оценивая причины, побуждавшие офицеров поступать на гетманскую службу, Деникин писал: "Офицерский состав ее был почти исключительно русским. Генералитет и офицерство шли в армию тысячами, невзирая на официальное поношение России, на необходимость ломать русский язык на галицийскую мову, наконец, на психологическую

трудность присяги в "верности гетману и Украинской державе". Побудительными причинами поступления на гетманскую службу были: беспринципность одних - "все равно, кому служить, лишь бы содержание платили" и идейность других, считавших, что украинская армия станет готовым кадром для армии русской. Так как истинные мотивы и тех и других не поддавались определению, то в добровольчестве создалось отрицательное отношение ко всем офицерам, состоявшим на украинской службе". Тем не менее, эти офицеры в огромном большинстве относились с сочувствием к добровольцам, и гетманская армия дала многих офицеров и генералов как ВСЮР, так и Северо-Западной армии генерала Юденича. К Деникину пришли, в частности, И. Барбович (получивший из рук Скоропадского чин генерального хорунжего - генерал-майора), полковник (затем генерал) Шевченко, генералы Васильченко, Волховский, Махров, Кислов, Кирей и многие другие. Юденичу гетманская армия дала таких известных генералов, как Ветренко (бывший гетманский полковник), Бобошко (бывший подполковник) и ряд других офицеров. Ген.Казанович вспоминал, что по пути с Дона через Украину, гетманским ко-мендантам предъявлял удостоверение Добровольческой армии и всегда получал нужное ему содействие. "Помню, как комендант одной из станций, молодой морской офицер, даже запрыгал от удовольствия, увидев подпись ген. Деникина, и заявил, что судьба посылает ему случай хоть чем-нибудь быть полезным Добровольческой армии"{153}.

Надо заметить, что у вступавших в армию офицеров было еще одно важное соображение - собственной безопасности среди враждебной стихии: после всего пережитого за последние месяцы армия как организованная и вооруженная сила представлялась некоторой опорой. Гетманская армия была, однако, очень невелика (корпуса и дивизии были очень слабого состава), и надежды на нее было мало. Поэтому гораздо более важное значение имела другая форма организации офицерства - создание русских добровольческих формирований. Организацией таковых в Киеве занимались ген. Буйвид (формировал Особый корпус из офицеров, не желавших служить в гетманской армии) и ген. Кирпичев (создававший Сводный корпус Национальной гвардии из офицеров военного времени, находящихся на Украине, которым было отказано во вступлении в гетманскую армию). Офицерские дружины, фактически выполнявшие функции самообороны впоследствии стали единственной силой, могущей противодействовать Петлюре и оказывавшей ему сопротивление. Формирования эти имели различную ориентацию - как союзническую (считавшие себя частью Добро-вольческой армии), так и прогерманскую, и их руководители часто не находили общего языка, что усугублялось характерной для того времени атмосферой неизвестности и неопределенности.

При новом же повороте событий, начавшемся осенью 1918 г. с подъемом петлюровского движения, уходом германских войск и одновременным наступлением большевиков, ориентироваться в обстановке стало еще труднее. "Русское офицерство было сбито с толку, рассеяно, неорганизованно. Кое-где были отдельные, иногда доблестные попытки сопротивления, лишенные, однако, общей идеи и растворившиеся бессильно в картине общего хаоса. Так в Харькове, например, в течение одной недели было проведено три мобилизации гетманская, петлюровская и добровольческая". Украинский хаос как нельзя лучше характеризуется положением злосчастного Екатеринослава, о котором сводка в середине ноября 1918 г. сообщала: "Город разделен на пять районов. В верхней части укрепились добровольческие дружины, в районе городской думы - еврейская самооборона, далее - кольцом охватывают немцы; добровольцев, самооборону и немцев окружают петлюровцы и, наконец, весь город - в кольце большевиков и махновцев." В боях против петлюровцев и большевиков наряду с другими русскими отрядами приняли участие и небольшие части, формировавшиеся при вербовочных бюро Южной Армии в разных городах Украины{154}.

Гетман в последний момент откровенно принял прорусскую ориентацию и пытался войти в связь в командованием Добровольческой армии. Им было издано распоряжение о регистрации и призвании на службу офицеров и дано разрешение на формирование дружин русских добровольцев. Но надежды его не оправдались, было мобилизовано едва 6-8 тыс. чел.. Неудача сформирования Гетманом своей русской Добровольческой армии была предрешена той враждой и недоверием, которые испытывала по отношению к Гетману значительная часть русского офицерства{155}. Ситуация в разных местах Украины и судьбы офицерства складывались по-разному - в зависимости от наличия или отсутствия решительных начальников, оружия, численности и степени организованности офицерства и других причин.

Наиболее известна киевская добровольческая эпопея (один из немногих эпизодов гражданской войны, знакомых советскому читателю благодаря "Белой гвардии" и "Дням Турбиных" М.Булгакова). Формирование осенью 1918 г. в Киеве русских добровольческих дружин проходило в той же обстановке, как за год до того на Дону. (Бывшая свидетелем того и другого М.Нестерович вспоминала: "Вечером поехала на Львовскую. И как только вошла в помещение, все стало ясно. Все и все напомнили мне Новочеркасск и Барочную. Полно офицеров, юнкеров, гимназистов...Значит, опять польется офицерская кровь..."). И, как и на Дону, происходило это при полном равнодушии населения: "Ну, а самый город? Как чувствовал себя киевский обыватель? Обыватель веселился - пир во время чумы. Пусть где-то сражаются, нас это не интересует нимало, нам весело, - пусть потоками льется офицерская кровь, зато здесь во всех ресторанах и шантанах шампанское: пей пока пьется. Какой позор эти кутившие тогда весельчаки!...Когда настал перерыв в оркестре, я крикнула в толпу:" Тепло вам здесь и весело. А в нескольких верстах за Киевом начались бои. Дерутся офицеры. Льется кровь защитников ваших. Слышите? Они дерутся за вас, бросив на произвол судьбы своих детей!"{156}

Непосредственно в Киеве были созданы подразделения как Особого, так и Сводного корпусов. В киевских частях Особого корпуса 1-й дружиной командовал полковник кн. Святополк-Мирский, 2-й - полковник Рубанов (эта дружина вскоре была влита в состав 1-й). Кроме того в корпусе при штабе гетманской Сердюцкой артиллерийской бригады формировался 1-й Отдельный офицерский артиллерийский дивизион. К Сводному корпусу относилась Киевская офицерская добровольческая дружина ген. Кирпичева, по численности превосходившая полк полного состава. Дружина имела 5 действующих пехотных отделов (начальник штаба ген. Давыдов, командиры отделов - ген. Иванов, полковники Хитрово, Крейтон, Винберг и Гревс), 3 резервных, не успевших оформиться, один инженерный и конный отряд{157}. Численность русских офицерских дружин при Скоропадском достигала от 2 до 3-4 тыс. человек. Но это было меньшинство из находившихся в ту пору в Киеве офицеров. Большинство так и осталось вне борьбы, что однако не помогло ему избежать общей участи после захвата города петлюровцами. Главнокомандующим был назначен гр. Ф.А.Келлер, очень скоро обнаруживший полное нежелание подчиняться гетману и 27 ноября замененный кн. Долгоруким. Отношения последнего с русским офицерством осложнились и тем еще обстоятельством, что ему пришлось арестовать представителя Добровольческой армии в Киеве ген. Ломновского (который издал приказ, предписывающий русскому офицерству, образовавшему в Киеве добровольческие отряды, провозгласить себя частью Добровольческой армии и подчиняться лишь исходящим от нее приказаниям), и хотя инцидент был быстро ликвидирован после отмены приказа, последствия его еще более ухудшили отношение офицерства к гетману. По свидетельству ген. Черячукина, даже среди тех офицеров, которые оказывали сопротивление петлюровцам, все время шли разговоры: "Мы подчиняемся Деникину, а за гетмана умирать не желаем"{158}.