Трактир на Пятницкой. Агония
Шрифт:
— Даша, — Митрий перекрестил девушку, — бог с тобой! Не бери в голову, все сбудется, — он напился прямо из ведра и вышел.
Даша слышала, как ухнули тяжело ступеньки, и тогда вынула руку из-под фартука, разжала ладонь, в который раз перечитала записку: “Даша, будь другом, пройдись сегодня в шесть вечера по Пассажу. Тебя будет ждать Костя”.
— Костя, — прошептала девушка, — будто забавляется.
Записку Даша нашла прямо посреди стола, когда вернулась от двери, проводив гостей. Бумажка была наколота на вилку. Почерк был не тот, что в первой записке, бумага другая, серая и мятая,
Кабан, старик Савелий, Корень, Хан и отец Митрий. Корень отпадает, на него и охота, Кабан и Хан в сторону: уголовка с убийцами любовь не крутит. Остаются Митрий и Савелий. Одного можно взять на совесть, другого на страх. Старик за свою дырявую шкуру продаст бога, черта и мать с отцом. Не станет Костя с ним дела иметь. Да и не хватит у Савелия духу вот так, на глазах у компании, бумажку оторвать и черкнуть несколько слов, и “будь другом” старому хрычу ввек не придумать. Значит, отец Митрий. И выходил он вроде последним, и возвернулся напиться. Как он сказал? “Не бери в голову. Все сбудется”.
А если не так все? Если Корней проверяет и обе записки от него идут? Тот же Митрий, который про Костю знает, и шепнул Корню? Проверяют Дашу Паненку: пойдет в Пассаж — значит, амба. Сходке девчонку выдадут, позабавятся досыта и в ножи.
Даша в который раз уже прошла мимо Пассажа, поглядывая украдкой на людской водоворот у входа. Казалось, главная задача каждого не столько пройти, сколько толкнуть соседа, доказывая, что здесь он единственный и главный, все для него, остальные затесались сюда по случаю и незаконно. Солидная публика Пассаж обходила стороной, поднималась по Петровке к Столешникову, где встречают улыбчивые приказчики, даже сами хозяева, двери — стеклянные до голубой прозрачности, колокольчики — с голосами услужливыми.
Даша боялась, оглядывалась, проверяла, чисто ли за ней, хотя отлично понимала, что слежку Корнея ей в жизни не засечь. А Костя, если он ждет, видеть ее не может, так как он там, за вертящейся толпой.
Было уже пятнадцать минут седьмого, когда Даша совсем уже решилась войти, но ноги сами пронесли мимо. Неожиданно лихач на дутиках не справился с норовистым рысаком, тот, хрипя, пошел боком, пролетка с поднятым верхом наехала колесом на тротуар, толпа взвизгнула и шарахнулась. Даша хотела отпрянуть вместе со всеми, но кто-то сзади подсадил ее в пролетку, сильная рука рванула девушку внутрь, Даша упала на пыльное сиденье. Рысак выровнял ход, опустил голову и рванулся. Даша хотела крикнуть, но сухие крепкие губы перехватили звук, припечатали к ее губам. Когда Костя Воронцов чуть ослабил объятия, Даша вяло ударила его по лицу и зарыдала.
Пролетка куда-то летела, Даша плакала уже беззвучно, Костя обнимал ее, ласково поглаживая по плечу, и молчал. Все кончается, и слезы тоже. Даша взглянула на Костю, его крутой лоб, нос торчком в конопушках, пухлые, не мужские губы и спокойный задумчивый взгляд неожиданно разозлили девушку. И этот парнишка собирается тягаться с Корнеем, Сипатым и всей деловой публикой, записочки шлет, каких-то неизвестных ей подсылает!
— От нервов
Костя достал из кармана плоскую фляжку, отвинтил крышку, предупредил:
— Осторожней, Даша, спирт, — подтолкнул кучера в спину. — Витек, у тебя вроде бы яблоко было.
Витек вытащил из кармана яблоко и, не оборачиваясь, бросил в пролетку. Костя ловко поймал, обтер ладонью, кивнул.
— Со свиданьицем, Даша.
Она крупно хлебнула, выдохнула привычно, хрустнула яблоком.
— А ты? — спросила, увидев, что Костя фляжку прячет.
— Нельзя мне, — он достал часы.
— А ты, милок, никак опаздываешь? — Даша взглянула кокетливо.
— К батюшке на вечернюю службу, — ответил Костя; — А тебя, Даша, я сейчас к хорошему человеку отвезу.
Даша откинулась на сиденье, рассмеялась. Костя не обратил внимания, думал о том, как-то встретятся Анна Шульц и Даша? Идея отвезти Паненку на квартиру к Мелентьеву принадлежала Косте. Одна дамочка поселилась, значит, и для второй место найдется, рассудил он. Субинспектор лишь плечами пожал, он не ночевал дома с момента переселения туда Анны, и ему было безразлично, кто еще разместится в его фамильной квартире.
Пролетка давно свернула с Петровки и тряслась по булыжникам узких переулков.
— Я арестованная, начальник? — спросила Даша. Костя взглянул на девушку, вспомнил ее смех, почувствовал неладное.
— Никто тебя не арестовывал, — ответил он. — А ты по совести-то как, свободная?
Даша выпрямилась, швырнула на мостовую надкусанное яблоко, затем откинулась вновь на сиденье и спросила нараспев:
— А вы, начальники, сход у Сильвестра никак брать собрались?
— Решаем, — слукавил Костя.
— А, ну-ну, решайте, — Даша притворно зевнула. — Умные вы, просто до ужаса. А Корней — простой-простой, как кадет-первогодок.
— Место сменили? — Костя взял Дашу за руку.
— Обязательно, — ответила Даша, растягивая гласные.
— Где, Даша, где? — Костя взглянул на часы, решая, успеют ли они перевезти людей.
— А ты куда меня везешь, начальник? — Даша взглянула кокетливо. Она не могла решить, что же ей делать дальше.
— Катаемся, Даша, — Костя решил не торопиться, дать девушке освоиться. — А начальник я давно, Костей меня зовут, будь ласкова. Что изменилось с нашей последней встречи?
— Будто знал, что я Паненка?
— Вчера узнал, — признался Костя, вздохнул.
— Доложил?
— Доложил, — Костя кивнул, — Дисциплина, Даша.
— А я воли хочу, — Даша осеклась и спросила: — Это как же ты отца Митрия перевернул? Ссучился на старости лет монах, решил грехи замаливать?
— Никак я этого слова понять не могу. Собака животное преданное, фантазии у людей ни на грош. Змеей бы звали, скорпионом либо другой тварью. А то собачьей матерью... Отважная и преданная животина...