Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман
Шрифт:
Женя прикрыла глаза и увидела красивое смуглое лицо с прядью темных волос, наискось падающей на высокий лоб. Молодой человек все время отбрасывал ее назад, пока читал, чтобы ничто не мешало его прекрасным темным глазам поглощать текст. Картина была такой живой, что Женя улыбнулась.
Василий Морозов работает теперь редактором в издательстве “Пегас”. Туда можно посылать рассказы почтой. Пожалуй, так Женя и сделает.
***
К концу рабочего дня Василию Морозову попалась на глаза странная рукопись.
Он уже очень
В этом он признавался себе совершенно открыто.
Однако, дав глазам отдых и подавив первоначальный порыв, Василий пододвинул к себе тетрадь. Он сам не знал, почему его заинтересовала эта вещь. Может быть, привлекло именно вычурное название.
Василий сам не заметил, как увлекся и даже позабыл, что читает не для удовольствия. Девица или дама, по слогу было не понять, весьма удачно подражала писателям-романтикам середины девятнадцатого века. Вот только зачем. Тема избитая… любовь, разлука, богоискательство…
Вдруг Василий оторвался от чтения и еще раз бросил взгляд на подпись авторессы. Потом на текст. Потом еще раз на подпись.
– Черт побери, - пробормотал он расстроенно. Молодой человек откинул прядь темных волос со лба и посмотрел на адрес, стоявший на бандероли.
Василий Морозов покраснел, как девица. Потом гневно поджал губы.
После чего продолжил чтение, теперь уже не внимательно, а бегло просматривая текст. Несколько раз он жирно подчеркнул карандашом выспренние обороты, которые показались ему уместными вначале – как стилизация под старых писателей-романтиков. Размашисто, привычно написал на полях несколько замечаний.
Покончив с рукописью “Авроры”, Василий перелистнул последнюю страницу и на ней карандашом, учтиво и коротко, как он надеялся, написал отказ.
Закрыл тетрадь, потом опустил голову на руки, “смежив усталые вежды”, как один раз выразилась в своем любовном романе Евгения Прозорова. Василий от души надеялся, что она не придет сюда возмущаться собственной персоной.
Как ей, девушке, не стыдно преследовать его? Василий не сомневался, что история Полины и Антиоха была написана в пику ему. Бывают же бессовестные.
Молодой человек вспомнил, что Евгения Прозорова наговорила перед самой свадьбой его Лидии, в какой скандал чуть не впутала его, и руки сами собой сжались в кулаки. Нет, он надеялся, что эта “северная Аврора” достаточно умна, чтобы не встречаться с ним лицом к лицу…
“Аврора” явилась в издательство самолично на другой день после того, как ей была возвращена рукопись.
* Здесь “любовник” в устаревшем значении “влюбленный”, “друг”.
*
* Т.е. в “хвосты”.
========== Глава 11 ==========
Евгения Прозорова была одета в ротонду, закрывавшую ее фигуру до горла. На шее было вязаное кашне, а на голове вязаная шапочка, приподнятая прической – замысловато уложенными локонами. Когда она вошла, Василий, сам не зная почему, вдруг пожалел, что не может видеть ее без этого тяжелого верхнего платья.
И тут же сам себя одернул.
Молодой человек поднялся из-за стола, надеясь, что не покраснел. Двое бездельников-журналистов, сейчас сидевших в кабинете вместе с ним, с живейшим любопытством смотрели на барышню. Однако с кресел, где они развалились, не встали.
Василий поморщился от этого хамства – оскорбительного прежде всего для самих невеж. Но прежде, чем поставить их на место, он поприветствовал визитершу. Вежливо и сдержанно, как незнакомку.
– Здравствуйте, сударыня.
Василий слегка поклонился, пожав руку в серой вязаной перчатке, в тон шапочке и кашне. У девушки были тонкие и совсем ледяные пальцы. “Замерзла”, - пронеслось у него в голове.
Он чуть не забыл, кто она такая и по какому делу явилась. Но, взглянув в блестящие круглые очки, сурово сдвинул брови и отступил, сложив руки на груди.
– Чем могу служить?
– Господин Морозов, могу ли я присесть? – спросила Евгения Прозорова.
Василий быстро огляделся, но никаких свободных стульев, кроме его собственного, в кабинете не имелось. Хотя были, конечно, стулья за столами двух его сотрудников, которые сейчас отсутствовали по причине болезни…
– Соловьев, уступите даме место, - сказал он, взглянув на одного из репортеришек, которые так и не шевельнулись, услышав просьбу посетительницы.
– Тут еще полно свободных мест, - возразил наглец, самым оскорбительным образом оглядывая с ног до головы то Василия, то стоящую даму. Это был сын богатого купчика, которого устроили в издательство по знакомству – притом еще и сам поэт, мнивший себя гением.
– Соловьев, вы меня слышали? – резко повторил редактор. – Встаньте и не позорьтесь!
Мальчишка вскочил, поправив брюки и пригладив длинные волосы.
– Подумаешь, - сказал он. – Мендель, пойдем!
Двое хамов вышли с видом оскорбленного достоинства.
– “Мендель”? – нахмурившись, повторила Женя.
– Да. Ваш собрат по перу, - с едва заметной иронией отозвался Василий. – Теперь их развелось очень много.
– Кого? – сказала Женя.
Менделей или писак?
Василий улыбнулся, предоставив ей ответить на этот вопрос самой.
– Сядьте, - сказал он, указав на освободившееся черное кожаное кресло. – И изложите ваше дело.