Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман
Шрифт:
Не правда ли, это было бы так похоже на скабрезные шутки – если бы дух господина Морозова не имел способности действовать отдельно от тела. Вот что значит любовь!
Вы спросите: откуда же я узнал столь интимные подробности? Ими со мною любезно поделилась девица Прозорова, принесшая свою естественную стыдливость в жертву науке, за что я вместе со всеми читателями выражаю ей глубочайшую признательность.
Будьте же со мною до окончания этой истории, а я остаюсь с вами.
Жаждущий истины, скромный
Г. Светоч”.
Василий
Молодой человек медленно скомкал “Русское слово” и надорвал. Глаза его остекленели. Он сейчас напоминал собственную восковую статую.
– Ах ты, животное, - пробормотал Василий. – Падаль подбираешь! Тварь!..
– Василий Исаевич, - отважился заговорить второй редактор.
Несмотря на, вне всякого сомнения, оскорбительное содержание статьи, никто и не думал насмехаться или возмущаться. Все были только крайне заинтригованы.
– Василий Исаевич, это правда? – спросил второй редактор.
Василий посмотрел на него так, точно не верил собственным ушам.
– И вы полагаете, милостивый государь, что человек чести ответит на подобный вопрос? –процедил он, бледный как смерть. – Никогда больше не смейте подступаться ко мне с такими подозрениями! Долой!..
Он швырнул газету на пол, потом подошел к своей конторке и сел. Бессмысленно уставился на груду бумаг, собравшуюся в его отсутствие на столе. Красивая длиннопалая рука его скользила по волосам, то захватывая темные пряди в горсть, то отпуская, а склоненное лицо было сокрыто от товарищей.
– Какой позор. Какое бесчестье, - прошептал Василий.
Любопытство и страх его сотрудников, в какой-то степени, сменились сочувствием.
Второй редактор подошел к Василию и осторожно коснулся его плеча; Василий вздрогнул и посмотрел на него со злобой.
– Что вам нужно?
– Василий Исаевич, прошу вас, не портите себе кровь. Это обыкновенная выдумка, мы все понимаем, - умоляюще проговорил тот.
Василий сухо рассмеялся.
– Обыкновенная выдумка! Прошу не беспокоиться!
Он опять схватил себя за волосы.
– Я бы подал в суд на эту газетенку, но что толку? – прошептал молодой человек. – Все равно все уже читали ее. А этот журналист, несомненно, просто мелкая шваль без всякого звания! Боже! Чем я провинился?
– Василий Исаевич, забудьте это, - ласково, почти заискивающе проговорил второй редактор; он растерянно улыбался. – Все же понимают, что такого не может быть, в этой глупой заметке даже не может быть состава оскорбления…
Василий взглянул на коллегу, и тот сразу же умолк.
Конечно, такого не могло быть – как не могло быть и медиумизма.
А теперь, глядя на страдания Василия, его сотрудники уже исподволь укреплялись в том, что “Г. Светоч” и в этот раз сказал о нем правду…
Василий мрачно погрузился в работу, и тогда остальные тоже занялись своим делом. Спустя некоторое время они даже смогли продолжить нормально переговариваться, словно ничего не случилось. Но все понимали, что ничего уже не будет как прежде. И лучше кого бы то ни было это понимал сам Василий Морозов.
Даже если он никоим образом больше не поразит окружающих, того, что уже произошло, не смыть с него ничем.
Даже кровью.
***
Игорь Морозов и Женя сидели рядом в гостиной в доме Прозоровых. На лице Жени было страдание. Игорь обнимал ее за плечи, поглаживая ее тонкие ослабевшие руки, сжимая их. Женя давно уже охотно принимала его ласки, но сейчас была безучастна.
– Игорь, это ужасно, это просто ужасно, - прошептала она. – Я не понимаю, как ты еще можешь видеться со мной. Я теперь в грязи с головы до ног.
Девушка всхлипнула.
– Я… никогда не откажусь от тебя, что бы ни случилось, - прошептал Игорь. – И мы тоже осквернены. Но мы должны стать выше этого, как ты сама говорила, о нас сплетничают низкие люди без всякого благородства, будь то по крови или по воспитанию…
Женя засмеялась, уткнувшись головой жениху в плечо.
– Милый Игорь, ты говоришь так, словно в этой статье нет ни слова правды… Ха-ха-ха… Боже, какая я была дура! Помнишь, Раскольников оправдывал себя тем, что старуха-процентщица, которую он шваркнул топором, не человек, а вошь? Вот этот Светоч и есть вошь, которую не грех раздавить! А ведь я его привечала, здесь, в этом самом доме!..
– Подожди…
Игорь схватил ее за руки и сжал их, но Женя продолжала истерически смеяться.
– Женя!
Она затихла, глядя ему в глаза.
– Ты говоришь, что знаешь его?
Женя моргнула, точно не понимая, о чем ее спрашивают. А потом улыбнулась и с опозданием кивнула.
– Ну да, знаю. Знаю. Это Миша Кацман, мой приятель, - весело пояснила она, точно речь шла о забавнейшем предмете.
– Я вместе с ним устраивала спиритические сеансы в нашем доме, представляешь? А теперь вот… пожалуйста…
Женя махнула рукой в сторону газеты и опять закатилась смехом.
– Он обо мне все и… распространил, - выдавила она. – Больше никто просто не мог этого знать.
– Женя, но на него нужно подать в суд! – воскликнул побледневший Игорь.
– Да брось, - ответила Женя, утирая выступившие от смеха слезы. Она была уже опять мрачна. – Ничего ты не докажешь. Миша большой умник. И, как бы то ни было, не он написал эту статью, Миша никогда не имел отношения к журналистике…
– Успокойся, милая, успокойся.