Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман
Шрифт:
Хотя Женя не могла знать, сдержал ли он обещание хранить ее тайну.
Однако при мысли о том, что вот-вот она увидится с виновником всех своих тревог, Женя забыла обо всем остальном. Она написала второе письмо Василию, в котором повторила свою просьбу встретиться. Жене было очень неловко повторять такое, но, конечно, иначе и быть не могло – Игорь Морозов не мог назначить ей свидание за младшего брата; и, по-видимому, из деликатности счел необходимым прежде всего уведомить ее о его возвращении, не посвящая в девичью тайну самого Василия… Может быть, она уже раздумала видеться с ним…
Женя почувствовала
И ей наконец пришел – сознательный – ответ самого Василия: тон этого письма был ничуть не похож на тон того ночного послания и напоминал манеру его старшего брата. Более легко, но так же почтительно Василий предлагал Жене встретиться назавтра у ее дома, в саду, в семь вечера.
***
У Прозоровых ужинали в восемь – Женя не знала, помнил ли об этом Василий; но могла выйти большая неловкость, если бы его заметил кто-нибудь из домашних. Василий бывал у них в гостях, но не успел сойтись с их семьей коротко. Серафима Афанасьевна, хотя и хотела выдать Женю замуж, еще не успела даже взять Василия на заметку: подозрительность к чужим людям, желавшим стать “своими”, у мадам Прозоровой тотчас же многократно увеличивалась.
Но Женя не собиралась предупреждать мать о свидании с молодым человеком – сказала, что пойдет прогуляться в парк с Сашей. Если Сашу спросят, она не выдаст подругу.
Женя в этот день больше, чем когда либо, жалела, что носит уродующие ее очки – хотя понравиться Василию снова было отнюдь не главною ее целью. Осознав, что вообще стремится завлечь Василия, Женя удивилась себе. Должно быть, такова женская природа – невозможно не желать понравиться…
Женя надела платье, в котором казалась себе почти привлекательной: зеленое, которое шло к ее глазам, с пышной нижней юбкой. Волосы она уложила высоко на затылке – и даже, стыдясь, подколола к ним накладные локоны, хотя обычно презирала такие ухищрения. Потом Женя долго смотрелась в зеркало в спальне.
Не будь на ней этих мерзких очков, она была бы сейчас почти хороша!
“Что же думать о том, чего нет и не будет, - подумала Женя, отвернувшись от зеркала. – Красивая, но заурядная особа состарится и испортится, а умная не поглупеет”.
При мысли о “красивой заурядной особе” ей почему-то представилась Саша, и Женя виновато закусила губу. Потом еще раз посмотрела в зеркало - глубоко вздохнула, провела руками по плечам, по бедрам, разглаживая платье. Затем взяла с комода расшитую бисером голубую сумочку-ридикюль, которая вообще-то не подходила к ее туалету. Но в сумочке лежало то, что некуда было больше спрятать, выходя на улицу. “То самое” письмо, которое Женя думала, если совсем расхрабрится, пустить в дело…
Хотя нет, нет, невозможно, слишком постыдно.
Стараясь производить как можно меньше шуму, Женя спустилась на первый этаж… замерла, потом ужом проскользнула мимо гостиной и на носочках пробежала в прихожую, только там вспомнив, что в таком поведении не было нужды. Она же отпрашивалась у матери. Улыбнувшись, Женя обулась. Подошла к двери и остановилась, сжав руками в белых кружевных митенках* свою сумочку.
Страшно! Стыдно!
Женя раскраснелась, точно шла на любовное свидание, хотя ей было страшно и стыдно, и больше всего хотелось бы повернуть назад. Но было нельзя.
Еще шагая по дорожке, ведущей к их дому, Женя увидела высокую мужскую фигуру, в которой тотчас же узнала Василия, хотя не видела его более года. Он был в светлом летнем костюме, но притом в белых лайковых перчатках. Женя ясно увидела это, когда молодой человек поднял руку и помахал ей; раньше, чем рассмотрела его лицо, девушка поняла, что Василий Морозов улыбается.
“Господи… господи”, - думала она, шагая к нему как автомат. Липы и яблони над головой нежно шелестели и благоухали, но Женя не видела и не сознавала ничего, кроме Василия. Это со стороны могло показаться стесненностью от большой любви, но вызвано было противоположным чувством. Хотя Василию, наверное, кажется именно любовь…
– Здравствуйте, Евгения.
Рука в белой кожаной перчатке подхватила ее руку – в кружевной. Женя обрадовалась в миг поцелуя, что между ее кожей и губами Василия оказалась эта ничтожная преграда.
“Словно он способен укусить меня!..”
– Здравствуйте… Василий…
Женя едва не добавила отчество. Василий ощутил дрожание ее руки, увидел страх в ее глазах и истолковал это, должно быть, по-своему. Улыбка его приугасла, зато во взгляде появилось удовольствие.
– Вы хотели объясниться со мной. Пойдемте сядем на скамейку, под деревья, - пригласил ее молодой человек своим приятным мягким, но звучным голосом. Конечно, он уже не сомневался, что Женя влюблена в него по уши.
“Он почти прав…”
Женю пришлось подвести к скамейке, точно хромую или ослабленную болезнью – ноги вдруг одеревенели.
Василий ловко, но деликатно усадил ее на скамью и опустился рядом.
Женя сидела, вцепившись в свою сумочку, как в спасательный круг, и не глядя на своего кавалера. Сказать, что она была в смятении, означало не сказать ничего.
Василий ничуть не подурнел за этот год с лишним – напротив, стал еще лучше: он загорел на юге, темные волосы посветлели от солнца, но…
“Загорел! На юге!”
Женя вскинула глаза, пораженная этой мыслью, и во взгляде Василия мелькнуло изумление. Он даже привстал. Не такого поведения он ожидал от влюбленной барышни.
– Что вы? Что вы хотели мне сказать?
– Василий…
Нет, никак невозможно было называть его “Васей”, даже при близком знакомстве. Только полным именем, царственным именем.*
– Василий, вы отдыхали недавно в Одессе?
Юноша улыбнулся с удивлением.
– Да, Евгения, я только что оттуда, - сказал он. – Мне казалось, что вам это известно.
“Игорь рассказал, что я давно добивалась встречи, предатель!”
– Видите ли, Василий…
И тут Женя осознала, что нельзя перейти к сути дела, не предъявив самого порочащего этого молодого человека документа. Ведь то, что произошло, не принадлежало к сфере сознательного, теперь можно было не сомневаться в этом!
Женя зажмурилась на мгновение, потом решительно отомкнула сумочку и полезла в нее своей тонкой, в белых кружевах рукой. Сейчас она достанет этой рукой такую грязь…и на лице Василия появится отвращение, а возможно, и гнев. Он может выйти из себя! Он может…