Трансформация войны
Шрифт:
Нежелание столь многих государств прилагать усилия к тому, чтобы обзавестись ядерным оружием, становится легко понятным, если принять во внимание политические преимущества, которые проистекают от его наличия или отсутствия. Разработка программы ядерного оружия привела к огромному напряжению технических и финансовых ресурсов таких бедных стран, как Китай, Индия и, вероятно, Пакистан. Все три либо уже имеют бомбу, либо близки к ее созданию, однако ни одной не удалось конвертировать обладание бомбой в существенное политическое преимущество. Так, например, Китай не смог вернуть себе потерянную провинцию Формоза и даже не смог «наказать» соседний Вьетнам, государство, несравнимое с ним по военной мощи. Ядерная бомба не помогла Индии ни в решении проблемы тамильского сепаратизма в Шри-Ланке, ни в решении проблемы мусульманского ирредентизма в Кашмире. Наконец, власти Пакистана в неофициальной беседе любят оправдывать свою ядерную программу боязнью быть завоеванными Индией. Они говорят о том, что до настоящего момента ни одна страна, обладающая ядерным оружием, не исчезла с политической карты мира. Это, конечно, верно, но не учитывается тот факт, что число неядерных государств, которые исчезлис
Политические выгоды, которые дает обладание ядерным оружием таким средним по значимости державам, как Великобритания и Франция, еще незначительнее, если они вообще существуют. Наличие ядерной бомбы не помогло ни одной из этих стран вернуть себе былое положение и даже сохранить что-либо подобное их прежнему статусу великих держав. (На самом деле одной из причин, по которой движение в поддержку ядерного разоружения в Великобритании потеряло первоначальную силу, было то, что сие по большому счету никого не волновало.) Бомба появилась у них слишком поздно, чтобы предотвратить потерю ими своих колониальных владений; хотя, появись она у них раньше, вряд ли это оружие помогло бы замедлить, а тем более остановить процесс распада этих империй. Сегодня имеющийся у этих стран ядерный арсенал почти наверняка не поможет им оградить свои заморские территории от оккупации решительным агрессором, даже в том случае, если у самого агрессора нет ядерного оружия. Десятилетиями обе эти страны приводили в обоснование своих расходов на ядерное вооружение необходимость предотвратить нападение Советского Союза, в случае если американцы не смогут выполнить своих гарантий. Такой ход рассуждений выглядел вполне убедительно, но если бы он был реализован на практике, это неминуемо привело бы эти страны к быстрому, неизбежному и окончательному национальному самоубийству.
Сверхдержавы же, безусловно, в значительной степени обязаны своим статусом необычайно мощным ядерным арсеналам. Однако даже в их случае получение на основе этого статуса ощутимых политических выгод оказалось проблематичным. Это стало очевидно уже в 1945 г., когда во время Потсдамской конференции на Сталина не произвело особого впечатления заявление президента Трумэна об имеющейся у него атомной бомбе. В последующие четыре года американская монополия на ядерное оружие не помешала СССР укрепить свою восточноевропейскую империю. Западные наблюдатели того времени отмечали, что министр иностранных дел СССР Молотов ухитрялся действовать так, будто у Соединенных Штатов не было бомбы, или же так, как будто у СССР она была. Ядерное оружие не спасло Чехословакию от прихода коммунистов в 1948 г. Не помогло оно и предотвратить приход в Китае к власти Мао Цзэдуна, — события, десятилетиями считавшегося единственным крупным поражением Запада в борьбе с мировым коммунизмом.
Так как к тому времени у Советского Союза уже тоже было ядерное оружие, год за годом вероятность его применения становилась все меньше и меньше. Во время войны в Корее Дуглас Макартур хотел применить бомбу против Китая, но потерял свою должность, когда публично заявил об этом. В 1954–1958 гг. Соединенные Штаты неоднократно угрожали Китаю ядерным оружием, однако дало ли это какие-то результаты, остается неизвестным. Затем пришла очередь Хрущева бряцать межконтинентальными ракетами, которых, как выяснилось позже, у него не было. Пожалуй, последний раз серьезные угрозы применения ядерного оружия звучали во время Карибского кризиса в октябре 1962 г. Даже тогда способ, каким американский президент Кеннеди справился с кризисом, — установив блокаду, предложив Хрущеву разрешить ситуацию путем вывода американской ракетной базы из Турции и т. д., — был специально разработан таким образом, чтобы гарантировать, насколько это в человеческих силах, что ядерное оружие небудет применено. По словам советника по национальной безопасности Макджорджа Банди, шансы того, что президент на самом деле прикажет нажать на кнопку, составляли один к ста. И все же даже такой вероятности хватило для того, чтобы внушить миру страх, который не проходит по сей день. Кризис открыл дорогу подписанию ряда соглашений, как международных, так и двусторонних, заключенных между сверхдержавами, целью каждого из которых было ограничение количества оружия, его средств доставки, или того и другого вместе.
Успешно нейтрализовав друг друга, сверхдержавы открыли для себя, что наличие ядерного оружия не такое уж большое преимущество даже в их отношениях со странами, им не обладающими. После 1945 г. и США, и СССР многократно становились очевидцами нестабильности своего влияния, особенно в странах «третьего мира», где Соединенные Штаты сначала «потеряли», а затем «вернули» целый ряд стран от Египта до Индонезии и от Сомали до Ирака. Для СССР на протяжении полутора десятилетий, начиная с 1973 г., процесс шел в обратном направлении: имеется в виду утрата им Чили и временное обретение Эфиопии (если вообще можно считать приобретением получение в качестве союзника одной из беднейших стран мира). Нет смысла приводить тут многочисленные случаи, когда, как правило, в результате внутреннего переворота слаборазвитое государство переходило от западных союзников к восточным, и наоборот. Судя по всему, на всеэти перемены никак не влиял вопрос о том, которая из держав, СССР или США, обладала более мощным ядерным арсеналом.
Объяснение того, почему ядерное оружие имело столь несущественное политическое значение, заключалось, конечно же, в том, что никто еще убедительно не объяснил, как можно вести ядерную войну, не взорвав при этом весь мир. И нельзя сказать, что никто не пытался придумать такой способ. В 1950-х гг. были предприняты попытки создать «доктрины ведения ядерной войны». Если бы действительность, скрывавшаяся за ними, не была столь ужасна, сегодня они были бы увлекательным чтением. Это было время, когда школьникам, живущим в больших городах и вблизи военных баз в западных странах, приходилось проходить обучение действиям по сигналу ядерной тревоги, методы которого были позаимствованы, естественно, из опыта Второй мировой войны. По звуку сирены их заставляли
Кроме того, предлагаемые меры не ограничивались лишь рекомендациями на период фактической атаки. Солидные стратеги тратили уйму времени на расчеты, доказывая, что если население сверхдержав вовремя эвакуировать и равномерно распределить по соответствующим континентам (один человек на какое-то количество квадратных метров), большинство смогли бы пережить ядерную атаку. Если бы у людей также были неглубокие убежища, они, возможно, даже смогли бы пережить начальный период излучения, хотя при этом не обсуждался вопрос о том, как пережить ядерную зиму, если допустить, что таковая — не просто плод воображения каких-то ученых, а реальная угроза. Было много разговоров о запасах продовольствия, медикаментов, топлива и землеройных машин в расчете на период после ядерной войны. Большинство стран, за исключением Швейцарии и некоторых других, проявили благоразумие и не стали воплощать эти идеи в жизнь, да и сами швейцарцы едва ли воспринимали эти меры всерьез. Тем не менее эти дискуссии дали основание для осторожного оптимизма. В частности, в начале 1960-х бытовало мнение, что при должной подготовке цивилизация не будет отброшена слишкомдалеко назад. Конечно, ядерная атака опустошит сверхдержаву, и значительная доля всего ее населения погибнет. Однако, согласно этой точке зрения, при наличии решимости и основательной подготовки сверхдержава восстановит большую часть своих прежних жизненных сил не позднее чем через десять (двадцать или пятьдесят) лет после окончания войны. Можно было надеяться, что в соответствии с этой концепцией к тому времени единственным признаком имевшей место ядерной атаки будут увеличившееся число случаев заболеваний раком и генетические изменения.
Пока стратеги размышляли, а учителя проводили тренировки, политические и военные лидеры занимались тем, что изобретали способы ведения ядерной войны. Как и следовало ожидать, первым делом они старались обеспечить достаточный минимум безопасности себе самим. Годами тратились миллиарды на создание систем раннего предупреждения, бункеров, защищающих от ударной волны и радиации, воздушных центров управления для высшего командования и коммуникационных сетей, связывающих их друг с другом и с ядерными базами. Естественно, что ход подготовки был прикрыт завесой секретности. И все же, судя по относительно хорошо известной американской программе, современное оборудование способно предупреждать о ядерной угрозе примерно за двадцать минут до того, как первые боеголовки достигнут своей цели. Однако если первая атака будет осуществлена с подводных лодок по так называемой настильной траектории, то время сократится до шести-семи минут.
Теоретически американскому президенту должно хватить пятнадцати минут для того, чтобы вспорхнуть на борт специального самолета, находящегося в состоянии постоянной готовности на базе военно-воздушных сил «Боллинг» недалеко от Вашингтона, за рекой Потомак. Местонахождение остальных сорока шести ключевых должностных лиц также круглосуточно отслеживается, и, по сообщениям, все готово к их эвакуации. Еще около 200 государственных чиновников имеют правона то, чтобы быть вывезенными из столицы, но лишь в том случае, если агрессор соблаговолит нанести удар в рабочее время. Несмотря на эти приготовления, факт остается фактом: невозможно гарантировать, что при тщательно спланированном первом ядерном ударе жизнь президента удастся спасти. И даже если он выживет, остается большой вопрос, сможет ли он установить связь с теми силами возмездия, которые благополучно перенесли атаку, особенно с подводными лодками и с ракетами в стартовых шахтах.
Эти проблемы понудили теоретиков предпринять многочисленные попытки найти способ «сделать мир безопасным для ядерной войны» [4] посредством введения ограничений на применение ядерного оружия. Одно из первых предложений, сделанное доктором Генри Киссинджером, состояло в том, чтобы ядерные державы договорились отказаться от применения бомб мощностью свыше 150, или 500, или еще скольких-нибудь килотонн (этого вполне достаточно для того, чтобы уничтожить любую цель, учитывая, что Хиросима и Нагасаки были стерты с лица земли бомбами мощностью всего 14 и 20 килотонн соответственно). Согласно еще одной блестящей идее, страны должны договориться применять их только для удара по определенным объектам, например по расположениям вооруженных сил, военным базам и сооружениям. Попытка наложить запрет на применение самого мощного оружия и не бить по городам, которые тогда мыслились важнейшей целью, безусловно, похвальна. Однако напрашивается вопрос: зачем воюющим сторонам, способным достичь таких соглашений, вообще развязывать войну, особенно если она чревата гибелью обеих сторон? Обращаясь к прошлому, сегодня можно успокаивать себя тем, что эти плодотворные результаты «мозговых трестов», по-видимому, так и не были восприняты всерьез ни военными, ни стоящими над ними политическими руководителями. Да и сами сверхдержавы не вели никаких официальных переговоров по осуществлению этих планов, что еще более явно свидетельствует об их чисто спекулятивном характере.
4
Игра слов. Автор намекает на формулировку, данную президентом В. Вильсоном цели вступления США в Первую мировую войну: «сделать мир безопасным для демократии». — Прим. ред.