Трансильвания: Воцарение Ночи
Шрифт:
— Гляди! Гляди! Даже Иисус от тебя отвернулся, сатанинская шлюха!
Лик Всевышнего, действительно, был повернут вправо, будто Он был не в состоянии глядеть на меня.
— Проси прощения, кайся, грешница! Иначе ты будешь гореть в пламени ада! Разве не все я ради тебя сделала? Разве не положила я жизнь на твое воспитание, чтобы ты имела право платить мне такой монетой, проклятое отродье? Моя дочь боролась бы ценой жизни и смерти, чтобы сопротивляться искусу. А ты… Ты более не дочь мне.
Краем глаза я увидела рясу спешащего к месту учиненного беспредела священника.
— Что Вы себе позволяете в священном
— Я Вас умоляю, святой отец, не вмешиваться! Исчадие ада должно испросить у Бога прощения!
— Я не позволю Вам в обители Божьей издеваться над человеком!
— Пусть прочтет молитву Господню! — Мать отступила на шаг. — Я разговаривала с ее психоаналитиком. Он рассказал мне о ее ночных кошмарах — соитии с сыном Сатаны! Он ввел ее во искушение, и ей нравилось это. Она рассказывала об ужасе, который терзал ее, а глаза! Глаза ее, которые недостойны видеть свет, подергивались поволокой томления! Пусть в храме Божьем теперь вымаливает прощение.
Святой отец крепко сжал мою руку в своей.
— Очистись от греха, девочка. И твой кошмар никогда больше не явится к тебе. Попроси у Бога нашего, Иисуса, защиты, и Он поможет. Изгони из себя демона. Читай ‘Отче Наш’.
— Господи, прости меня. — Я распласталась на полу. Слезы безвольно стекали по щекам. — Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
Не помню, сколько раз я прочла текст по кругу, в слезах, еле держась, но продолжая стоять на разбитых в кровь коленях. Сколько святой отец с матерью внесли поправок в текст молитвы после фразы ‘и не введи нас в искушение’: избавь от мечтаний о развратных некрофилических сладостных утехах, о пороках сластолюбия, изгони демона из души моей, избави от власти его надо мной, даруй мне прощение и райские врата, даруй мне очищение от грехов…
После нескольких часов коленопреклонения и чтения молитвы в качестве исповеди в соборе, мать отвела меня домой. Путь пролег в гробовом молчании. Когда я попыталась его нарушить, Сара одарила меня пощечиной наотмашь. Щека горела, горело и в груди от ярости. В церкви, доме Божьем, у меня не было права чувствовать злобу, которая снедала меня сейчас. Да и я была слишком ничтожна и распластана. У меня просто не было сил на агрессию. А теперь… Ярость бушевала, выжигая меня изнутри. Мое внутреннее ‘я’ восставало против перегиба с религиозными замашками. Я не выбирала эти видения, я не получала от них удовольствия, они искажали и разрушали мою психику, и за это я еще и платила унижением перед святым отцом… И даже перед Богом.
10 мая 2004 года.
Оглядываясь на недавние события, могу подметить, что время пролетело слишком быстро. По защите дипломной работы я получила наивысший балл, и сегодня мне предстояло получить сам диплом, который предоставлял уникальную возможность выхода в большой свет и переезда из дома родного в другой, хоть и чуждый мне город.
У меня не осталось более никакого желания продолжать жить здесь. Я уехала бы на край света, чтобы никогда не видеть мать. Чаша терпения
Я перегрызла бы себе вены зубами с огромной радостью, если пришлось бы прожить в этом доме еще хоть месяц. Разрешения я не спрашивала; ни Сара, ни Том Уилсон не знали о моих дальнейших планах, и пусть…
Этой ночью я оставлю записку, прикрепленной на холодильнике, и они оба больше никогда в жизни меня не увидят. Немного жаль было оставлять отца, — в отношении меня он всегда был готов противодействовать жене. На него зла я никогда не держала. Лишь для него я и собиралась оставить послание с названием города, в который переезжаю. Только с названием. Никакого точного адреса. А искать меня в огромном Иллинойсе абсолютно бессмысленная затея, все равно, что иголку в стоге сена.
Я отвлеклась на мгновение от своих мыслей. Весь наш курс уже получил дипломы. Я была последней в списке. Моя фамилия начиналась с буквы ‘W’.
— Лора Уилсон!
Я взошла на кафедру, приняла диплом из рук ректора и наклонилась к микрофону.
— Спасибо Вам всем! Все Вы — наши профессора, вложили в нас столько знаний, которые без Вас мы не получили бы и за всю жизнь! Вы помогли нам в восхождении по лестнице жизни наверх! Именно Вы научили нас тому, что хлеб, как часто любят поговаривать в русских традициях, всему голова! Я очень горжусь тем, что мне довелось обучаться здесь. И не только кулинарии, но и жизни…
Раздались громкие аплодисменты, и я спустилась с кафедры.
Перед глазами то и дело мелькали яркие желтые мантии выпускников и островерхие шапочки с желтой кисточкой. Наш Институт в последний день словно подпитался духом какой-нибудь Академии, сочетая вычурные слова, яркие одежды и помпезность поздравлений.
Оставалось четыре часа до выпускного бала, а делать мне укладку должна была моя сокурсница… Подруга. По крайней мере, единственная, кому я могла поведать хоть что-то о себе. Понятие дружбы, естественно, было относительным, а сама дружба — довольно формальной, ведь всецело я никому не доверяла, но Елена Шеффер была единственным человеком, кого я могла считать достаточно надежной.
Из толпы ее выделить оказалось не так и трудно. Высокая голубоглазая эффектная блондинка даже на фоне других нордических красавиц выглядела выигрышно, благодаря тому, что излучала тепло и доброту своей улыбкой, в то время, как от ее заносчивых и неулыбчивых сестер по цвету волос всегда веяло холодом и неприязнью.
— Лора, вот ты где, а я уж было подумала, что придется тебя искать. — Она улыбнулась уголками рта, став еще милее на мгновение.
— Елена. — Я обняла девушку в качестве приветствия. До церемонии вручения не было времени поздороваться. — Готова к балу?
— Относительно. Готово только мое платье. Сама я морально не готова ни на грамм. Та же беда с моей прической. Мы договаривались, что я сделаю тебе завивку. А ты мне поможешь?
— Да без проблем. — Я улыбнулась в ответ на ее улыбку. — В нашей аудитории есть розетка. Идем туда. Наш куратор еще где-то в Институте; должно быть открыто.
— Идем.
Елена хотела сделать свои вьющиеся волосы идеально ровными, поэтому я включила в розетку утюжок, и, пока шел процесс нагревания, начала расчесывать непослушные кудри подруги.