Трапеция
Шрифт:
предложил всем подойти по одному и пожать ему руку. Первый парень был
громилой, эдаким полузащитником – плечи как у быка. По нему прямо видно было, что он готов раскрошить Тею пальцы. Так вот, он вышел, протянул руку, а в
следующую секунду уже вопил на полу. И так, одного за другим, Тей уложил
целый класс. Даже тех последних, которые почувствовали неладное и бросились
на него вчетвером. И пока мы – и я тоже, надо признать – позорно валялись на
полу, потирая отбитые
– Джентльмены, на этом сегодняшний урок окончен. Завтра жду вас в трико и
подходящей для танцев обуви.
Мальчики, неловко хихикая, переглянулись.
– И вы пришли? – спросил, наконец, Карл.
– Пришел. На самом деле именно после этого я решил поддерживать форму
танцами, а не футболом. Нагрузка больше, и танцы лучше формируют
мускулатуру. К тому же, сами подумайте, много ли людей продолжают играть в
футбол после колледжа?
Фил Лэски смотрел большими глазами.
– Вы учились танцевать балет, мистер Ридер?
– Разумеется. Всякий, кому необходимо знать, как двигаться – а я выступал на
сцене – должен учиться танцевать.
– Но в вас нет ничего бабского, – с искренним удивлением сказал он, смерив
взглядом мускулистые плечи Ридера и стройную фигуру Марио, чьи запястья и
руки, однако, напоминали стальные тросы.
Карл Мередит продолжал сомневаться.
– Мой отец бы взбесился, если бы Боб и я начали брать уроки балета. Он говорит, что в балете полно гомиков, и всякий приличный парень, который туда пойдет…
Не обижайтесь, мистер Ридер, я просто передаю слова отца. Я-то знаю, вы, парни, нормальные. Но в балете действительно много голубых? Они к вам не
пристают?
– Нет, – с иронией ответил Барт. – Лично ко мне никогда не приставали.
Марио заговорил, и Томми задался вопросом, замечают ли мальчишки, как трудно
ему держать себя в руках.
– Я беру уроки балета всю жизнь и ни разу не видел, чтобы кто-то приставал к
детям.
– А мне страшновато, что скажут люди, – робко, но серьезно вставил Бобби. –
Боюсь репутации, которая у меня сложится.
– Со мной такое было, – сказал Томми. – Я вырос с цирком и иногда выступал в
воздушном балете. В парике и девчачьем костюме. Пока я был маленьким, то
никогда об этом не задумывался. А потом меня начали дразнить приятели. Я
огорчился и струсил. Боялся, что люди подумают, будто я голубой.
– Ты? Голубой? Ну и чушь! – воскликнул Бобби. – Ты же был сержантом в армии!
Но ты больше не переодевался в девчонку?
– Переодевался. Мне пришлось. У нас было представление. Мэтт все-таки
втолковал мне, что надо либо делать свое дело и не
искать другую работу.
Он улыбнулся Марио поверх голов мальчиков.
– Наверное, я слишком сильно беспокоюсь, что обо мне подумают, – выговорил
Бобби. – Вряд ли бы я так смог.
– Но если люди считают тебя голубым, – сказал Карл, – то какая разница? Я имею
в виду, что, если люди вобьют себе в головы, что ты гомик, разве они дадут тебе
возможность оправдаться? В моей школе нам все время твердят, что мы должны
приспосабливаться к обществу. Разве это не значит заботиться о том, что о тебе
говорят?
Марио задумчиво кивнул.
– В этом что-то есть. Ты – это то, кем ты являешься, и то, как о тебе думают или
говорят. У меня нет ответов, Карл. Возможно, их и не существует. Быть может, каждый должен решить это для себя и поступать так, как считает нужным. Мне в
этом смысле повезло. Я вырос в цирковой семье, и мы все равно были другие…
что бы мы ни делали, люди считали нас иными, не такими, как все.
Он тряхнул головой, не давая себе отвлечься.
– Я имею в виду, что каждый должен сам решить, насколько он может отличаться
от других, по-прежнему более или менее ладя с окружающими. И мы не выясним
этого пустой болтовней. Бобби, я говорил, что надо быть изящным. Посмотри на
любого хорошего пловца или теннисиста. Посмотри, как экономны они в
движениях, собранны, ничего лишнего, ничего ненужного. Почему утка выглядит
неуклюжей, а фламинго – грациозным? Съезди в зоопарк и последи за
животными, присмотрись, как они двигаются. Вот…
Он взял Бобби за руки и развел их в стороны.
– Дело не в том, чтобы пытаться выглядеть тааааким изящным, – последние
слова Марио пропел фальцетом, вызвав у мальчишек смешки. – В вялом запястье
нет ничего красивого. Нам нужна сильная линия. Как у летящей птицы или
самолета… Обтекаемая аэродинамическая форма. Ты придаешь телу
обтекаемость. Нарушь эту линию и получишь меньше силы, меньше
эффективности. Да и вид будет уже не тот.
– Я читал в одной книге по архитектуре и промышленному дизайну, – сказал Карл
к всеобщему удивлению, – что форма следует за функцией.
– Совершенно верно. Так оно и есть. Хорошо, смотрите, как я выпрямлен в поясе, даже когда наклоняюсь кувыркнуться через перекладину.
Марио взобрался по веревочной лестнице, раскачался и, двигаясь с текучей
гибкостью, продемонстрировал кувырок – плавный, гладкий, очень собранный.
Через несколько минут он, прямой, как стрела, нырнул в сетку и приземлился в