Трапеция
Шрифт:
Анжело снова скривился, но Марио не дал ему времени заговорить.
– А теперь заруби себе на носу. Пункт первый. Если Томми уйдет, уйду и я. Это не
обсуждается. Он мой партнер. Выставляешь его, выставляй и меня и забудь о
моем существовании. А потом можешь как угодно объяснять Джонни и Стелле, да и всем остальным тоже, что Летающие Сантелли снова мертвы, и это ты убил
их, как чуть не сделал в прошлый раз!
– Мэтт, это нечестно…
– Еще как честно! – воскликнул Марио.
Томми
– А насколько ты честен со мной и Томми? Или раз мы геи, то к нам больше нельзя
относиться, как к людям? Пункт второй. По закону мне принадлежит треть дома.
– Парень, никто ведь не спорит…
– Ты спорил. Ты собрался выставить моего партнера из моего дома. Я знаю, что
дом нельзя было продавать, пока Nonna жива. Но она умерла, упокой Господь ее
душу, и ситуация изменилась. Так что остановись и подумай, что делаешь.
Насколько я понимаю, в тридцатых годах ты, Папаша и Джо получили во
владение равные доли. В своем завещании Папаша оставил свою треть мне, или
тебе об этом не известно? Потому что он знал, что я всегда присмотрю за
Люсией. Лисс вышла замуж, а Джонни… он не хотел полагаться на Джонни. Так
что треть дома моя. Весь его я не выкуплю, но треть содержать смогу. И я так и
сделаю, если мне придется. Или хочешь попробовать выкупить мою долю?
Томми, прежде слишком ошарашенный, чтобы говорить, обрел, наконец, дар речи.
– Нет, Мэтт. Нет, Анжело. Это вовсе не обязательно… Я могу найти место, где
жить…
– Не без меня. Это не личное, Том, это рабочий вопрос. Мы партнеры, и этот дом и
аппарат… если Анжело сможет заставить меня покинуть дом, то заставит и
отказаться от фамилии, а я ей на жизнь зарабатываю.
– Мэтт, – тяжеловесно сказал Анжело. – Если ты блефуешь…
– Думаешь, я блефую? Тогда завтра утром здесь будут юрист и риэлтор. Если вы
с Джо собираетесь объединиться и выкупить мою часть, я вам мешать не стану.
Но сами будете объяснять Люсии, почему дом, служивший пяти поколениям
Сантелли, вдруг сделался слишком тесен, чтобы вместить ее сына и его
партнера…
– Прекрати! – мучительно выпалил Анжело и сбился на итальянский. – Dio, мальчик, ты думаешь, семья для меня – пустой звук? Все, что я сделал…
Он сглотнул, напряг губы и с усилием перешел обратно на английский.
– Мы всегда говорили, что всякий, кто участвует в номере, становится членом
семьи. Я не имею права тебя выставлять, а если бы и имел, то не стал бы делить
дом. Он все эти годы был домом Люсии, и она моя единственная сестра. Но чего
ты ждешь от меня, Мэтт? Что я скажу, будто одобряю это… это…
Он
– Я ничего от тебя не жду, – сказал Марио. – Ты узнал обо мне и Томе только
сейчас. Это ничего тебе не говорит? Можешь быть уверенным, мы не попадем в
желтую прессу и не оскандалимся!
Анжело посмотрел на Томми так, будто увидел его впервые. После заметной
паузы он спросил:
– Сколько это продолжается, Том? Нет, Мэтт, молчи… я спросил его, а не тебя.
Я втянул нас в это. И теперь нам обоим приходится с этим жить.
– С первого сезона у Ламбета, когда я начал регулярно работать в номере. Когда
мне исполнилось пятнадцать.
Анжело словно прирос к полу.
– Ges`u a Maria… Я бы не поверил…
«Вздор, – подумал Томми. – Он рыскает вокруг не первый год». А вслух сказал:
– Что ж, теперь ты знаешь. И если я не говорил тебе раньше, то не потому, что
стыдился. Просто знал, что тебя это огорчит. И оказался прав.
Анжело долго молчал, потом дернул плечом.
– Ebbene… ладно, ладно. Вы оба теперь взрослые. Я умываю руки…
Он побрел было к двери, но остановился, развернулся, прошел мимо Томми и взял
Марио за плечи.
– Нет, мальчик, – сказал он по-итальянски, – я так не могу… Я христианин, католик, я не могу закрыть на это глаза… Ты же сын моей единственной сестры, мой крестник…
Он резко перешел на английский.
– У меня есть обязательства. Мэтт, это смертный грех… ты знаешь об этом, верно? Я… не знаю, что тебе сказать. Если я приглашу к нам отца Бадзини, ты
поговоришь с ним? Хотя бы просто поговоришь?
Марио ответил по-итальянски – что-то насчет того, куда может отправляться
отец Бадзини, выражение было слишком идиоматичным для понимания – и
Анжело посмотрел так, словно Марио его ударил.
– Прости, Анжело. Нет. Скажи отцу, пусть не тратит время и силы. Я не кающийся
грешник. Я вообще не считаю себя грешником.
– Вот почему ты не ходил на исповедь на Пасху…
– Верно. Я знаю, что твоя проклятая церковь считает это смертным грехом. Но
грехом было бы и обещать, что я исправлюсь, потому что я не собираюсь
исправляться. Я уже пытался, и ты знаешь, чем все закончилось.
– Мэтт, это убьет Люсию…
– Люсии не навредит то, чего она не знает. Если ты, конечно, не считаешь, что
должен спасти свою бессмертную душу и ей рассказать.
На лице Анжело отразился ужас.
– Сказать такое женщине? Своей сестре? Но что почувствует Люсия, когда
узнает, что ты оказался вне Церкви Христовой…
– Если она до сих пор этого не знает, то она глупее, чем я думаю. Я же развелся