Траурный эндшпиль
Шрифт:
— О нас, — улыбнулась богиня насилия. — Что ты думаешь о том, чтобы создать на Земле небольшой воинский культ имени меня?
— Как ты это видишь? — спросил я.
— Небольшие жертвоприношения на мой алтарь, — пожала плечами Бия. — А потом я буду являться своим адептам, напутствовать их, возможно, усиливать самых достойных…
— Я подумаю, — вздохнул я.
— Подумай, — кивнула Бия. — Уверена, что Ника и Кратос обратятся к тебе, когда придёт время. О, а вот и он…
Вдоль берега неспешно шёл Перс.
— Почему меня не предупреждают о
— Просто надо быть здесь, а не бесплодно пытаться реанимировать свой алтарь в Элладе, — ответила ему богиня насилия. — Тогда не будешь пропускать важные события и визиты.
Бог разрушения перевёл свой взгляд на меня.
— Я вижу, что остальные тебя уже вознаградили, — произнёс он. — Дай мне все свои маски.
Снимаю с пояса набор масок и передаю ему.
Перс сложил маски в пачку, после чего начал производить непонятные мне манипуляции.
— Нет, не получается, — поморщился он. — Тогда так…
Он взял маски Тесея и Наполеона, прижал их друг к другу внутренними сторонами, после чего случился некий хлопок со вспышкой и в руке его оказалась одна маска, но это была маска Тесея.
— Вот теперь отлично, — изрёк он.
— Что ты сделал? — спросил я, внутренне напрягаясь.
— Вот что, — ответил Перс и выгнул маску Тесея внутренней стороной наружу.
Маска с тихим хлопком и дымком превратилась в маску Наполеона.
— Небольшая хитрость, — улыбнулся он. — Две в одной.
— Они же не испортились? — настороженно спросил я.
— Не испортились, можешь не переживать, — махнул он рукой. — Давай мне Октавиана и Ахилла.
Сначала я проверил образ Наполеона. Ощущения те же, всё то же самое. Снял и выгнул маску, после чего она стала маской Тесея. Надевание её проявилось всё тем же ощущением безграничности собственных сил — всё работает, как и прежде. Передаю Персу маски Ахилла и Октавиана.
— Да, это немного не то, что ты ждал от бога разрушения, — сказал Перс, прижимая маски друг к другу. — Но это гораздо удобнее, чем носить на поясе сразу четыре маски, не думаешь?
— Пожалуй, — ответил я.
— Убей ещё пару десяток вырожденных во имя моё и я одарю тебя гораздо щедрее, — пообещал Перс. — На этом я вас покину, у меня есть дела в Элладе.
— Не трать свои силы напрасно, — посоветовала ему Бия. — Я уже давно перестала пробовать достучаться до своего старого главного алтаря. Он существует, но молчит — слишком много времени прошло. Довольствуйся тем, что имеешь.
— Сказала богиня, олицетворяющая насилие, — усмехнулся Перс и пошёл в сторону суда мёртвых. — Привет, Цербер! Всё ещё переживаешь период Адель?
Бия подошла ко мне и положила свою здоровенную руку мне на плечо.
— Сейчас важнее всего продолжать жертвовать, — произнесла она. — От этого зависит будущее этого мира. Сильнее мы — сильнее ты. Ступай и не позволяй себе отдыхать слишком долго — время для отдыха придёт потом.
/12
— Питер-Питер-Питер… — произнесла Шув, когда мы шли мимо Смоленского кладбища.
Сейчас, почему-то, вспомнилось: как-то я смотрел карту с возрастом петербургских зданий. Оранжевым отмечались здания восемнадцатого-девятнадцатого века, зелёным здания советского периода, а синим здания после 1991. И если судить по количеству зелени на этой карте, то этот город больше Ленинград, нежели Петербург…
До сих пор не могу привыкнуть к мысли, что на Васильевском острове больше нет праздношатающихся зомби. Их ещё много в закрытых помещениях, в подвалах и в высотках, всех так быстро не перебить, но вот на улицах сейчас безопасно. Можно вот так ходить, потягивать сигаретку и думать о чём-то, помимо насущного выживания.
— Когда идём убивать и грабить чертей? — спросила вдруг Шув.
— Завтра, — ответил я.
На пересечении Беринга и Малого проспекта была какая-то суета. Несколько десятков людей крутились вокруг чего-то слегка дымящего.
Мы подошли поближе и увидели некий ударный вертолёт обрушившийся на улицу Беринга и проехавший на брюхе ещё метров сорок. Удар был настолько мощным, что экипаж его не пережил и сейчас лежал в чёрных мешках, недалеко от вертолёта.
Видимо, очередной пришелец из иного мира, ведь я точно знаю, что вертолёты у нас больше просто так не летают. Уже третий месяц аэродромная инфраструктура успешно гниёт без человеческого ухода, а все вертолёты, которые теоретически могли улететь, давно уже улетели.
— Попаданец? — спросил я у ближайшего ополченца, стоящего в не нужном здесь оцеплении.
— Ага, — ответил он, а потом узнал меня. — А! Верещагин!
— Он самый, — кивнул я.
— Ну, короче, возник этот вертолёт прямо в небе, сразу горящий, — ополченец решил рассказать подробности. — Сразу отправили группу быстрого реагирования, но спасать тут уже было некого.
— А кто такие хоть? — спросил я.
— НАТО, — ответил ополченец. — Вот этот, справа лежит, по документам Роуди какой-то, явный америкос, а второй по фамилии Готберн — немец, значит. При них личное оружие, ГБР вытащила вместе с телами, за что получила коллективно по каскам, от прибывшего командования. Ну, потом пришли сапёры и всё посмотрели — взрывчатки на вертолёте нет, всё отстреляли, только пулемёт остался.
По форме обломков вертолёта не понять, что за модель. Я наши вертолёты быстро узнаю — этот точно не наш.
— Товарищ Верещагин, — подошёл какой-то лейтенант РККА. — Вас ищет майор Краснодубов.
— Знаю уже, — ответил я. — Он мне звонил.
Мы с Шув пропадали сутки, в царстве мёртвых сеть не ловит, поэтому люди забеспокоились. Бабушка позвонила сразу же, как я оказался в сети. Беспокоится, после того случая в Петропавловской крепости…
— Ладно, пойдём, — позвал я Шув, задумчиво смотревшую на вертолёт.