Траурный эндшпиль
Шрифт:
Руки мои были в крови, как и броня, а покалеченные черти лежали в беседке и молчали. Пытать чертей — о чём я только думал?
— Вы были стойкими, — обратился я к ним и поднял с земли канистру с бензином. — Молодцы.
— Что ты собираешься делать? — поинтересовался Козьмин.
— Принесу их в жертву богам, в которых ты не веришь, — пожал я плечами. — С паршивой овцы хоть шерсти клок…
— Ты с ума сошёл? — серьёзно спросил Константин.
— Слушай, ты, похоже, не совсем понял, куда попал, — достал я зубами сигарету из пачки. — Здесь
— Но человеком-то надо оставаться! — не согласился Козьмин.
— Так оставайся, — пожал я плечами. — То, что я сделаю, люди делали тысячи лет до этого и будут делать после. Это казнь.
Ставлю канистру на землю и захожу в беседку.
— А чтобы ты не сомневался…
Телефоны моих жертв находились тут же, но все они заблокированы на отпечатки пальцев. Сами пальцы уже сохнут на досках беседки. И пойди пойми, где и чей тут палец лежит…
Применяю метод перебора, палец за пальцем, и с четвёртой попытки разблокирую не самый топовый Самсунг. Жму на Телегу, но она запаролена, поэтому перехожу в галерею.
— Вот! — включил я видео.
На видео была сцена изнасилования чертями какой-то жалобно хрипящей женщины лет сорока. Среди участников была пара знакомых лиц, присутствующих сейчас в беседке. Правда, их сейчас даже Сатана не узнает…
— Выключи, — потребовал Константин.
Проматываю в самый конец, где черти коллективно плюют и ссут на уже мёртвое тело.
— Да, возможно, я мудак, — не стал я спорить. — Но против меня выступают те, от кого я так далеко с моральной точки зрения, что в пору обзаводиться нимбом и крылышками. Не нравиться тебе — ну, что я могу поделать? Но осуждать меня не смей. Такова наша нынешняя реальность. Смирись с ней или оставляй ружьё и занимайся мирным строительством в Коммуне.
— Я тебя понял, — вздохнул красноармеец. — Но методы твои осуждаю.
— А какие варианты? — спросил я.
— Суд… — предложил он.
— Так я и есть суд, как и ты, — усмехнулся я. — Победи они, были бы нашим судом. Шув бы, наверное, сначала пустили по кругу, а потом убили или в рабство, а нас бы просто запытали до смерти.
— Качества врага не должны определять применяемые к нему методы, — покачал головой Константин. — По-твоему, с немцами мы тоже должны были действовать так же, как они с нами?
— Так я тебе говорю — всё изменилось, твои моральные ориентиры берут корень из другого мира, — вздохнул я. — У нас другое время. Время жестокости и жестоких методов.
— Оставить всё человеческое? — нахмурил брови Козьмин. — Перестать быть человеком?
— Я этого не говорил, — ответил я. — Будь человеком. Вся жестокость, всё изуверство, всё вероломство — это качества, свойственные человеку. Животные так не могут. (1)
—
— Жить хочу, — ответил я и поволок первого черта из беседки.
Чёрт уже не мог сопротивляться, руки его были изрезаны, пальцев нет ни на руках, ни на ногах, глаза выколоты, в кишках торчат вилки — да, что-то я забрало опустил…
Может, это просто со мной что-то не так и я на голову долбанутый?
Может, это маски всё так же влияют на меня, несмотря на заверения богов, что образы в них стабилизированы?
Самое плохое в этой ситуации: я не чувствую, что что-то идёт не так. Задаю себе эти вопросы, но внутреннего их принятия нет. Подсознательно чувствую, что всё нормально, поэтому вопросы к себе заданы лишь для галочки.
Так-то я по жизни очень рефлексивный человек, слишком много для меня значит мнение других, поэтому я регулярно наказывал себя за ошибки или проступки вечерним аутомозготрахом. Давно уже, кстати, меня не посещали тревожные мысли о том, что я где-то мог бы поступить лучше…
Поливаю просмоленные доски бензином и закуриваю очередную сигарету.
— Сжечь демона?.. — спросил вдруг лежащий на асфальте чёрт. — Ха-ха-ха…
Укладываю вяло брыкающуюся тушку на дрова, докуриваю сигарету и бросаю её. Но не происходит ровным счётом нихрена. Да уж, снимался в кино и сам пропитался его мифами…
Пришлось использовать бумагу и зажигалку, чтобы огонь взялся.
— Тебе посвящаю, о верно вечная и вечно верная, Стикс, — прошептал я, когда чёрт взялся огнём.
Он проявил нехилую устойчивость к пламени, потому что горение остатков одежды не вызывало у него никаких эмоций, но когда дрова под ним основательно разгорелись, он заорал. Возможно, это связано с тем, что пламя жертвенного костра вдруг сменило цвет на синий, как в жаровнях дворца Стикс. Извивающееся тело черта начало истлевать прямо на глазах, превращаясь в серый пепел.
Кричать он перестал практически сразу, но извивался до тех пор, пока позволяли присутствующие части тела. Но, в итоге, он сгорел без остатка, как и дрова, в течение пары минут.
Больше всего меня удивило даже не то, что он сгорел, как мятая бумажка, а то, что пламя сменило цвет. В прошлый раз был обычный огонь…
— Твою мать… — прошептала Шув, выронившая недокуренную сигарету изо рта.
— Да, — согласно кивнул Берсон.
— Да, — согласился я. — Не ожидал, что получится именно вот так…
— Эй, ты что сделал?.. — вдруг подал голос один из ещё живых чертей. — Ты что натворил?..
— Ты следующий, — обернулся я к нему.
— Не-е-ет, лучше убей… — взмолился чёрт. — Ты что, жертвуешь нас?.. Не-е-ет…
Впервые вижу искренние эмоции на мордах этих покалеченных тварей.
— Вот это мне нравится, — усмехнулся я и пошёл к беседке. — Товарищи, сделайте мне ещё два костра.
— Стой… — попросил чёрт. — Давай договоримся… Пожалуйста…
— Будем договариваться, красноармеец Козьмин? — обернулся я.