Трав медвяных цветенье
Шрифт:
– Чего?
– Вот чисто Стаха рукой… его руку-то знаю… Стаху! – внезапно выкрикнула девушка: в ворота забарабанила крепкая рука. Нунёха едва-едва успела стремительно рванувшуюся красавицу за подол уцепить:
– Куда? Стой!
Девица замерла посередь двора, а старуха, обойдя её, заторопилась на стук и выглянула в оконце при калитке. И сразу заулыбалась:
– А! Гость любезный! Наконец-то!
– Не к тебе, не к тебе! – сочувственно кивнула она Лале и отворила створку, впуская прибывшего. Спешившийся всадник ввёл коня во двор. Никакой не Стах. Наверно,
– Эттто что ж такое? – пробормотал он, забыв про коня. Нунёха в тот миг отошла в сараюшку за мешком овса, и гостю никто не ответил.
– Здравствуй, барышня, – всё так же, не двинувшись, прилежно поклонился мужичок, не сводя с царевны широко распахнутых глаз. Евлалии не привыкать было к распахнутым взглядам, а мужичок не вселял опасений и выглядел доброжелательным, да и слышала она о нём только хорошее – так что девица со всей почтительностью склонилась в ответ.
– Меня Харитоном звать, – продолжал гость, – а тебя? Откуда ты здесь?
– Евлалией, – неохотно проговорила девушка, слегка хмурясь: она невольно сердилась на приезжего за доставленное разочарование. Вежливость соблюдена – ничто не мешало Лале вернуться к прялке. Что и последовало.
– Вот это да… – только и смог произнести потрясённый Харт, всё так же неподвижно стоя подле лошадиного навеса, пока резвый скакун не напомнил о себе крепким толчком. Спохватившись, молодец принялся обхаживать лошадку, то и дело бросая смутные взоры на окно избушки.
– Слышь? Нунёху! – с волнением обратился он к подошедшей старушке, откопавшей, наконец, овсяный куль среди прочих, – что у тебя за девка тут? Откуда взялась?
– Девка-то? – неторопливо проговорила Нунёха, – да уж месяц живёт. Стах привёз. Должен приехать за ней.
– Стах?! – изумился Харитон. – Сестра, что ли?
– Да нет, – вздохнула бабка, – не сестра. Тут, вишь, какое дело… Беда у мужика. Женат он.
Хартика долгим пытливым взглядом пронизал старушечьи поблекшие глаза:
– Любовница?
– Девица! – осадила бабка родственника со мгновенно вспыхнувшей гордостью, – рода Гназдова. Больную, в горячке привёз, спаси, дескать… всё, говорит, за неё отдам… так что – видишь – не любовница, а любовь. И что с этой любовью сделается – Бог весть…
– А… – задумавшийся Харт удручённо поскрёб затылок, – не знал.
С силой выдохнув, он решительно тряхнул головой:
– Ну, любовь – значит, любовь.
Он огляделся и другим, уже спокойным тоном, кивнул старушке:
– Слышь? Нунёху! Сваргань чего пожрать… я те пока дров, что ль, поколю…
– Да каша горячая в печи! Ступай в избу!
– Да ну… – смутился племяш, – чего там… сюда, на завалинку, притащи… да квасу… голодный, понимаешь…
– Щас, щас, голубчик, – засуетилась Нунёха, кидаясь в горницу. Через окно Харт слышал, как грохнул чугун, доставаемый
– Ну-ка, девка… оторвись чуток… помоги донести… вон – и того, и сего…
Молодец свирепо скрипнул зубами – и плюнул сквозь них.
– Старая ты дура… – проворчал про себя с досадой.
Послушная Лала появилась вслед за хозяйкой, неся жбан и кружку, зацепленную за ручку мизинцем. Она по привычке ожидала встретить Харитонов ищущий взгляд – и была несколько удивлена его полным отсутствием. Это сразу примирило её с нежданным гостем, и весь следующий день она воспринимала его спокойно-дружелюбно.
Хартика пробыл у старухи немного больше суток и ускакал на рассвете следующего дня. За это время двор весьма преобразился: крепко встал на место покосившийся столб у ворот, перестала течь крыша сарая, занял своё прежнее законное место отвалившийся ставень, и даже шаткая скамья у стола больше не качалась.
Так что – когда неделю спустя запоздалый вопрос: «Что те поделать, бабк?» – задал Стах – Нунёхе и предложить-то ему было нечего. Да и незачем! – справедливо рассудила она. Потому как – если месяц денно-нощно, к каждому стуку прислушиваясь, ждала тебя прекрасная царевна – царевной и занимайся. А не столбы поваленные подпирай.
Внимательный Стах заметил поправленный столб, царапнувший ему совесть при прежнем посещении.
– Чего? – справился он, – Харитон побывал?
– Побывал! – радостно сообщила старушка, – вот, как ты, в ворота стукнул. Мы на тебя, было, подумали…
Стах не так стукнул в ворота. Это знал он точно. Совсем иначе. С замиранием сердца! Потому как – до последней минуты – боялся и не знал, чего ему ждать за воротами. А потом оказалось – лучшего и ждать нельзя! Там любовь притаилась!
Ни мгновения не заставили его под воротами томиться – засов лязгнул сразу же, точно за створкой караулили. Проворная Лала совсем позабыла старушечий наказ. Да и просто рассудила по-своему: мол, если вхожи сюда только Стах и Харт, и если Хартика всего ничего как отбыл – кому тогда быть, как не Гназду долгожданному?
Он и оказался! Растерянный, настороженный, точно к прыжку пригнувшийся – сразу вспыхнул и расправился весь, будто мгновенно разгоревшийся огонь, едва девушка возникла пред ним… такая же… моментально вспыхнувшая!
Ну, а дальше – все чопорные устои были презрены. Да и кому тут правила проверять, условности блюсти? Лес кругом. Нечеловеческие силы швырнули их друг к другу и сбили в единое объятье. Оно всё и решило. Не было больше сомнений. Смолкла клокочущая боль Стахова сердца. И разом забылись все кикиморы в болотных чащах.
Уже потом стал разглядывать Стах светящийся счастьем лик возлюбленной. Не мог без того разглядывания: тревожило, помнил ещё голубое мёртвое лицо. А увидел – цветик ярче прежнего: все лишения и беды разом ухнули в небытиё – как только пришла долгожданная встреча.