Травяной венок. Том 2
Шрифт:
– Ты этого никогда не узнаешь, Корнелия, так что перестань об этом думать, – строго приказал молодой Квинт Помпей.
– Как странно! – неожиданно сказала Элия с удивленным видом. – Если бы ты спросила меня, на ком бы он мог жениться, я бы ответила – на Аврелии!
– Я бы тоже, – кивнула Корнелия Сулла. – Они всегда так дружны, как две гарпии на скале. Оперение разное, а птицы одинаковые, – она дернула плечами. – Да какие птицы! Оба они чудовища.
– Я не думаю, что когда-либо встречалась с Цецилией Метеллой Далматикой, – промолвила Элия, стараясь отвлечь Корнелию Суллу от опасных высказываний. – Даже тогда, когда
– Теперь уже не твоего мужа, мама! Своего мужа.
– Ее почти никто не знает, – сказал молодой Помпей Руф, – Марк Скавр держал ее в полной изоляции после некоторых ее нескромных поступков, хотя и достаточно невинных. У нее двое детей, девочка и мальчик, но их никто не знает, так же, как и ее. А с тех пор как Марк Скавр умер, она стала еще более невидимой, чем раньше. Вот почему весь город полнится сплетнями, – он протянул чашу, чтобы ему налили еще воды. – Сегодня первый день, как закончился ее траур. И это еще одна причина для городских сплетен.
– Наверное, он очень любит ее, – предположила Элия.
– Ерунда! – возразила Корнелия Сулла. – Он никого не любит.
После приступа гнева, когда он оставил Элию стоять в одиночестве на спуске Виктории, Сулла, как обычно в таких случаях, последующие часы провел в тяжелой депрессии. Отчасти для того, чтобы повернуть нож в огромной ране, которую он сознательно нанес слишком милой и слишком наскучившей Элии, Сулла на следующее утро пошел к Метеллу Пию. Его интерес к вдове Скавра был так же стар и так же холоден, как его настроение; все, чего он хотел – это причинить Элии страдание. Развода было недостаточно. Следовало найти лучший способ для поворота ножа. А что могло быть лучше немедленной женитьбы на ком-нибудь, чтобы это выглядело как настоящая причина развода? «Ох эти женщины, – думал он по дороге к дому Метелла Пия, – они сводят меня с ума, начиная с юного возраста. С тех пор как я доверился мужчинам, потому что был глуп и считал женщин более легкой добычей. Но жертвой оказался я. Их жертвой. Я убил Никополис и Клитумну, но, спасибо всем богам, Юлилла убила себя сама. Убить Элию – слишком опасно. Но и развода недостаточно. Она ожидала его несколько лет.»
Он нашел Поросенка погруженным в беседу со своим новым квестором, Мамерком Эмилием Лепидом Ливианом. Это была исключительная удача – застать их обоих вместе – но разве он не был всегда любимцем Фортуны? Не было ничего удивительного в том, что Мамерк и Поросенок совещались наедине, но такова была аура, окружавшая Суллу в одном из его темных настроений, что эти двое, приветствуя его, ощутили какое-то нервное возбуждение, словно парочка, застигнутая во время любовного акта.
Будучи дисциплинированными военными, они сели только после того, как сел он, и уставились на него, не зная, что сказать.
– Вы что, языки проглотили? – спросил Сулла. Метелл Пий дернулся, привстав:
– Нет, Луций Корнелий! Нет! Просто я за-за-заду-мался.
– Ты тоже, Мамерк? – спросил Сулла.
Но Мамерк, неспешный, постоянный и верный, уловил усмешку, кроющуюся за его напором.
– В настоящее время – да, – ответил он.
– Тогда я дам совершенно иное направление вашим мыслям – и это касается вас обоих, – молвил Сулла, мрачно улыбаясь.
Они молча ждали.
– Я хочу жениться на Цецилии Метелле Далматике.
– Юпитер! – пропищал Метелл Пий.
– Это не
– Я хочу жениться на ней завтра, – заявил он. – Прошу вас обоих подумать об этом и сообщить мне ваш ответ к обеду. Поскольку я хочу сына, то развелся со своей женой из-за ее бесплодия. Но я не хочу поменять ее на молодую глупую девчонку. Я слишком стар для подростковых взбрыкиваний. Мне нужна зрелая женщина, доказавшая свою плодовитость, уже родив двух детей, в том числе и мальчика. Я подумал о Далматике, так как она, кажется – или казалось – была ко мне неравнодушна.
С этими словами Сулла вышел, оставив Метелла Пия и Мамерка сидящими друг против друга с открытыми ртами.
– Юпитер! – воскликнул Метелл Пий, но более слабым голосом.
– Вот уж действительно, сюрприз, – удивился Мамерк, который на самом деле был менее удивлен, чем Поросенок, потому что не знал о Сулле и сотой доли того, что знал Метелл Пий.
Поросенок почесал затылок, покачал головой:
– Почему на ней? За исключением кончины Марка Эмилия, он годами не вспоминал о Далматике. Она, конечно, моя двоюродная сестра, но после того дела с Луцием Корнелием – странного дела! – она была заперта в своем доме так надежно – куда там Лаутумийской тюрьме! – Он взглянул на Мамерка. – А ты, как душеприказчик, наверняка виделся с ней хоть раз за последние месяцы.
– Сначала отвечу на твой первый вопрос: почему на ней? Я полагаю, что здесь играют роль ее деньги, – объяснил Мамерк. – А что касается второго вопроса, то я встречался с ней несколько раз после смерти Марка Эмилия, хотя и не так часто, как мне полагалось. Я уже был на войне, когда он умер, но я встретился с ней тогда, потому что должен был вернуться в Рим, чтобы уладить дела, оставшиеся после Марка Эмилия. А если ты хочешь услышать мое искреннее мнение, я не сказал бы, что она вообще очень уж оплакивала старика. Она, казалось, больше занята была детьми. И я нахожу это совершенно нормальным. Какая у них была разница в возрасте? Сорок лет.
– Думаю, не меньше. Помню, когда она выходила за него, мне было даже немного жаль ее. Она предназначалась его сыну, но он покончил с собой, и мой отец отдал ее самому Скавру.
– Что поражает, так это ее робость, – молвил Мамерк. – Может быть, это оттого, что она потеряла уверенность в себе. Она боится выходить из своего дома, даже после того, как я сказал ей, что это можно. У нее вовсе нет подруг.
– Как у нее могут быть подруги? Я же совершенно серьезно сказал, что Скавр запер ее, – заметил Метелл Пий.
– После его смерти, – задумчиво произнес Мамерк, – она, конечно, была одна в своем доме, если не считать детей и нескольких слуг, число которых определялось размером особняка. Но когда я предложил ей в качестве компаньонки ее собственную тетку, она сильно расстроилась. И не хотела слышать ни о каких тетках. В конце концов мне пришлось нанять римскую пару хорошего происхождения и репутации, чтобы они жили вместе с ней. Она сказала, что обычаи должны соблюдаться, особенно принимая во внимание ту, старую оплошность, но предпочитает жить с чужими людьми, нежели с родственниками. Это трогательно, Квинт Цецилий! Сколько ей было тогда, когда она совершила оплошность? Девятнадцать? И она была замужем за шестидесятилетним мужчиной!