Требуется Золушка средних лет
Шрифт:
В этом бешеном ритме прошел почти месяц. И однажды Леля заметила, что все как-то улеглось, упорядочилось. Ужас больше не охватывал ее при виде растущей стопки бумаг на столе — все уже сложилось в стройную систему, понятную и не особенно сложную.
Она даже замкнула на себя кое-какие организационные вопросы, освободив тем самым шефа от пустой траты драгоценного времени.
Буданов отметил это. Он вообще был доволен новой секретаршей: особа она, конечно, нелепая, но работать умеет.
Он
Однажды в конце дня он вызвал ее к себе и сообщил, что берет двухнедельный отпуск, хочет спокойно поработать в своем загородном доме. Возможно, ему понадобятся кое-какие бумаги, договоры, контракты. В этом случае она должна будет привезти ему все необходимое.
Буданов уехал, и мир опустел. Она и не думала, что он успел занять в ее жизни такое огромное место! Что ей так важно, так необходимо чувствовать за стеной его присутствие, слышать голос, видеть дорогое лицо!
Работа больше не казалась интересной, и само хождение в офис в идиотском обличии потеряло всякий смысл.
Впрочем, в отсутствие шефа все на фирме не то чтобы разладилось, но покатилось ни шатко ни валко. Может быть, поэтому в день, когда она должна была отвезти Буданову необходимые бумаги, выяснилось, что машина, закрепленная за ней, неисправна, а все остальные категорически заняты.
Леля не стала морочить голову ни себе, ни другим, собрала свой дерматиновый портфельчик и поехала электричкой.
Жил Буданов в Удельной. И Леля долго бродила пересекающимися живописными улицами старого дачного поселка, пока наконец не нашла огромный бревенчатый дом, поставленный, наверное, еще дедом Петра Андреевича с размахом, мощно, на века.
Ах, как Леля любила эти старые дачи за высокими зелеными заборами в тени могучих сосен, елок и берез, разросшейся сирени, благоуханного жасмина. С беседками, увитыми плющом, кряжистыми древними яблонями, крашеными скамейками и пронизанными солнцем застекленными верандами.
Она нажала кнопку звонка, заметила установленную сбоку от ворот камеру наружного наблюдения и согнала с лица восторженное выражение.
Калитку открыла невысокая симпатичная женщина лет шестидесяти в светлых брючках и яркой полосатой майке. Между ногами у нее пытался протиснуться бородатой шкодливой мордой тщательно выстриженный эрдель.
— Господи, Дэнчик! Да ты меня сейчас уронишь, — попыталась отогнать его хозяйка.
Но пес все же продрался именно между ногами и радостно кинулся Леле на грудь, мгновенно облизав
— Ах ты, проказник! — ухватила его за ошейник хозяйка и с трудом оттащила от Лели. — Вы уж извините, он еще щенок.
— Ничего, ничего, — засмеялась та. — Моя фамилия Калашникова. Я привезла Петру Андреевичу документы…
— Да, да, он мне говорил. Проходите, пожалуйста. Я его мама, Елена Ивановна.
Женщины прошли на тенистую в этот час веранду, и Елена Ивановна указала на старинные плетеные кресла:
— Садитесь, деточка. Как ваше имя?
О, эта вечная проблема!
— Меня зовут Пульхерия Егоровна, но можно Леля.
— Вот и отлично, Лелечка! Сейчас я накормлю вас клубникой, а потом будем обедать.
— Нет, обедать мы не будем, — прозвучал с порога суровый голос.
Леля вздрогнула, вскочила с кресла и выронила портфельчик, с досадой ощущая, как заливает щеки горячий румянец.
В дверном проеме стоял Буданов в синих джинсах и небесно-голубой джинсовой рубахе с закатанными рукавами. Ворот был низко расстегнут, и на крепкой смуглой груди густо курчавилась темная поросль.
И до того он был хорош, этот богатый, самоуверенный, недосягаемый мужчина, что она вдруг остро почувствовала все свое нынешнее убожество, и тщетность усилий, и главное, унизительность этой его отвратительной фразы.
— Да ты что, Петушок? — изумилась Елена Ивановна. — Разве так можно?
Буданов резко повернулся к матери, испепеляя ее горящим взглядом, но та только укоризненно покачала головой. Зато эта мокрая курица Пульхерия даже не подумала скрыть свою дурацкую усмешку.
— Сейчас я посмотрю бумаги, и вы уже сегодня внесете все мои поправки и замечания, — холодно процедил Буданов и указал перстом на лежащий у Лелиных ног портфельчик. — И если я требую документы, их следует привозить утром, а не к обеду.
Леля открыла было рот, чтобы сообщить о вышедшей из строя машине, но промолчала.
Часа полтора, пока Буданов работал с бумагами, Елена Ивановна пыталась развлечь свою гостью. Но обе чувствовали себя неловко, и разговора не получалось.
Наконец появился хмурый шеф. Леля торопливо уложила бумаги в портфельчик и откланялась.
5
Стоял тот самый знойный послеобеденный час, когда жизнь словно замирает. Леля брела по пустым сонным улочкам, погруженная в свои невеселые мысли, и, видимо, не туда повернула. Казалось, она ходит по кругу, вдоль все тех же одинаковых зеленых заборов, и не у кого было спросить дорогу к станции.
Наконец впереди замаячила мужская фигура, и Леля невольно прибавила шаг, словно боясь, что та исчезнет, как мираж.