Трефовый интерес
Шрифт:
«Женька. Сердце твое было огромным и нежным, умело дарить любовь. Оно казалось таким крепким, а на самом деле было слабым и больным. И разорвалось в один момент. Бедное сердце, уставшее от постоянной гонки, от тревог и волнений, привыкшее брать всегда на себя. Бедное, бедное сердце…»
Лиза осторожно погладила фотографию. Затем пошла в кухню, налила воды в стакан и выпила залпом. Ей стало немного легче. Чуть-чуть. Она подумала и сунула в рот белую, продолговатую таблетку из упаковки, что дала ей перед уходом Маша. Таблетка была безвкусной и пахла пластмассой. Вскоре
2
На работе на Лизу смотрели с жалостью. Наверное, она ужасно выглядела. Целую неделю просидела дома и вышла ненакрашенная, с темными кругами под глазами, с искусанными, сухими губами.
– Елизавета Антоновна, вас к начальству, – сказала ей в середине дня секретарша Надюша.
К начальству? В первый же день, как пришла? Что, интересно, от нее хотят? Может, материальную помощь предложат? Вроде у них так принято.
Лиза не спеша поднялась на второй этаж, где находился кабинет директора их крошечного НИИ, оставшегося еще с советских времен, чудом пережившего лихие девяностые, смутные нулевые и как-то умудрившегося встроиться в современную экономику. Лиза постучала в широкую, выкрашенную коричневой краской дверь.
– Входите, – послышался голос Сергея Митрофановича.
Директорствовал он недавно, всего год, а до этого на его месте сидел мировой мужик, Леонтий Петрович. Полтора года назад Леонтия не стало. Его обязанности сначала исполнял зам, Геннадий Семенович, затем его почему-то убрали и прислали, как выразились, «молодые кадры». Сергей Митрофанович действительно был молод, всего тридцать шесть лет, два образования, техническое и экономическое, и море гонору. Начал он с глобальных кадровых перестановок. Затем заставил написать заявления по собственному чем-то не угодивших ему сотрудников. Ввел новую систему поощрений и штрафов. На этом его деятельность, слава богу, притормозилась. Люди вздохнули с облегчением и, перестав ждать подвоха, вернулись к работе.
Лиза зашла в кабинет. Сергей Митрофанович сидел за огромным столом, заваленным бумагами, и смотрел в монитор.
– Вы звали меня? – спросила Лиза.
Он поднял на нее прозрачные, голубые глаза.
– Да, звал. Присаживайтесь, Елизавета Антоновна.
Тон у директора был мягкий и сочувственный. Лиза окончательно успокоилась и села на диванчик, стоящий у одной из стен.
– Как вы? – Взгляд Сергея Митрофановича скользнул по ее лицу.
– Ничего. Спасибо. Понемножку.
– Примите мои глубокие соболезнования. Очень, очень жаль.
– Спасибо. – Лиза почувствовала, как задрожали губы.
– Я распорядился, чтобы бухгалтерия выписала вам матпомощь. Там не так много, но все-таки хоть какое-то подспорье. Я же понимаю, какие сейчас у вас расходы.
– Спасибо, – снова повторила Лиза.
Значит, правильно она предположила. Молодец этот Митрофанович. Зря его народ чихвостит, мол, молодой, да ранний, бездушный карьерист. Вовсе не бездушный.
– Деньги придут в следующем месяце, то есть через неделю-полторы.
– Спасибо, – в третий раз повторила Лиза, ощущая неловкость. Наверное, надо быть более эмоциональной, сказать больше слов благодарности. Но внутри у нее все словно оцепенело, и слова не шли с языка. – Я могу идти?
– Да, можете. Хотя… нет. Погодите. Я не хотел сегодня об этом говорить, но с другой стороны, зачем тянуть?
– О чем? – не поняла Лиза.
Сергей Митрофанович уперся взглядом в столешницу.
– Понимаете, Елизавета Антоновна, сейчас трудное время. Оно диктует новые условия, весьма жесткие. В этих условиях выживет сильнейший, как говорится.
Лиза ничего не понимала. Куда он клонит, этот милый мальчик с напомаженным чубчиком и рыбьими глазами?
– …Пенсионерам не место в нашем институте. Пора дать дорогу молодым.
– Но я не пенсионерка! – Лиза наконец все поняла. Ее хотят уволить! Подсластить горькую пилюлю матпомощью и взять на ее место какую-нибудь зеленую девчонку с нарощенными ногтями, которая ничего не смыслит в профессии, зато разбирается в таблицах на компьютере. – Мне до пенсии еще несколько лет, – твердо сказала Лиза, собрав в кулак последние силы.
Сергей Митрофанович благодушно покачал головой:
– Это не имеет значения. Годом раньше, годом позже. Нам нужны новые кадры, современные, оснащенные прогрессивными знаниями.
– Вы хотите, чтобы я написала заявление по собственному желанию? Как те, остальные? – Лиза взглянула в водянистые глаза директора.
Тот спокойно выдержал ее взгляд и кивнул:
– Хочу. Поймите, так будет правильней.
– Для кого правильней?
– Для нашего дела, – жестко ответил он.
– Но я… как же мне жить? На что? – Лиза почувствовала отчаяние. – Где я сейчас найду работу? У меня даже пенсии еще нет!
– Вот поэтому матпомощь, – спокойно проговорил Сергей Митрофанович. – Там приличная сумма. Ее хватит на несколько месяцев. Ну а потом… – Он слегка прищурил глаза. – Разберетесь. Есть много вариантов, как обойтись без работы. Например, сдавать квартиру.
– А жить? Где жить?
– Подыскать что-то поменьше, поскромнее. Обратитесь в соответствующее агентство, вам помогут. У меня мать так сделала и не жалеет. Разницы в ценах вполне хватает на безбедное существование.
– Лучше бы вы помогли своей матери деньгами, – дрожащим голосом проговорила Лиза.
Ей хотелось закричать, обругать этого зарвавшегося мальчишку последними словами, в конце концов хлопнуть дверью. Но ничего этого она не сделала.
– Я учту ваш совет, – все так же невозмутимо произнес Сергей Митрофанович. – А сейчас не смею больше задерживать.
3
Лиза не помнила, как спустилась и дошла до своей комнаты.
– Елизавета Антоновна, что случилось? На вас лица нет. – Сидевшая у окна Оля Морозова вскочила и подбежала к ней. – Вам плохо? Может, «Скорую»?