Трёхочковый в сердце
Шрифт:
…
Конец игры. Секундомер ведет обратный отсчёт. Цифры на табло фиксируют отставание в одно очко, команда Ника проигрывает. В его руках мяч. Судьи за столиком выключают рамку «двадцати четырёх секунд». Это последняя атака. И он будет решать исход поединка. Трибуны замерли в ожидании. Даже болельщики соперников ничего не кричат. Гробовая тишина. Тренер не пытается скомандовать какую-либо комбинацию. Все решит Ник, так заведено. Партнеры по команде расступаются, предоставляя больше пространства для манёвра. Соперник наоборот – сбивается в кучу, жмётся внутри трёхочковой зоны. Они боятся. Потому что знают – станут шире, он обыграет, а так есть возможность его повязать во время прохода и вынудить отдать мяч на периметр для дальнего броска, а там – шансы будут в их пользу. Ник спокоен. Мяч уверенно стучит о паркет. Он наслаждается этим звуком. Ведь в тот самый момент Ник договаривается со своим вечным сферичным другом. Он заговаривает мяч, чтобы тот его не подвел. Удар, ещё один. Ник начинает серию переводов, раскачивая соперника, с каждым шагом приближаясь к заветному кольцу. Его коронный проход вправо, все это знают. Он ныряет в зону в первый раз, что бы зацепить, и потащить сеть защиты за собой. Потом переводом за спиной и эффектным переступанием (старый, добрый «step back», как его тут величают) Ник отскакивает назад, заставляя защиту перестроиться и метнуться за ним в след, перекрывая дальний бросок. И тут, наступает момент главной лжи. Сблизившись с защитником, он уходит влево, позволяя им поверить, что они справились, загнали его
Его коронный проход, он это знает, соперники, болельщики и все кто с замиранием сердца смотрел на него у голубых экранов. Поэтому Ник сделает все по-другому. Он не будет раскачивать защиту, не будет прорываться, жонглируя обманными маневрами, пытаться запутать всех окружающих. Одна игра. Одна атака. Один бросок. Последний бросок («The Last Shot» – введите в гугле и вы поймёте к чему он клонит). С него Майкл Джордан начал свой взлёт. И им же он его и закончил. Почему Ник не мог повторить этот успех? Он будет стучать до последнего, до того самого момента, когда болельщики схватятся за волосы, в ужасе осознавая, что времени ни осталось. До того мгновения, когда соперники, облизнувшись, почувствуют вкус уже скорой победы на губах. И только Тренер будет стоять, сложив руки на груди, хладнокровно поправляя очки в тонкой оправе. Он, как и Ник, будет знать, и более того – разделять триумфальную значимость этого момента. Несколько секунд будет отделять его от ключевого события в собственной баскетбольной биографии. За три секунды до сирены (ещё одно историческое туше в спортивный архив американского «щита и мяча») Ник бросится влево, собирая всю защиту и подстраховку на себя, и в самый крайний момент, в тот самый, когда ему уже некуда будет деваться. Он сделает разворот назад, словно меняя направление радикально на триста шестьдесят градусов, но сохранит опорную ногу не оторванной. Правда, у соперника не будет времени обратить на это внимание. Они ринуться на обманное движение, не задумываясь, что это только подготовка к настоящему финту. Ник лишь имитирует элемент разворота на бросок, и в момент, когда соперники покупаются за чистую монету на этот обман, освобождая ему столь желанное пространство. Он, возвращаясь в исходное положение обратным движением, совершает средний бросок, лишь слегка отклоняясь назад, компенсируя инерцию и избегая невозможного (перестраховываясь) блок-шота. Мяч соскальзывает с кончиков пальцев. Взмывает вверх, набирая идеальное вращение. Зрители замирают в немом ожидании. Все провожают этот полёт, жадно следя глазами и моля бога, каждый о своём. Мяч достигает пика своей траектории. Звучит сирена, предрекая неизбежную судьбоносность этому броску. Мяч начинает опускаться к кольцу.
…
Он открывал глаза по-разному. Это могло быть в пять утра под судорожный рёв возвращающихся из бара фанатов, или в обеденное время, всё ещё нежась в постели, если до этого с ними же и кутил. Он вообще мог не смыкать глаз сутки или двое, сваливаясь, потом, в объятия первого подобия кровати, реже – красотки. И так же в них просыпаясь. Иногда Ник закрывал их на минуту – другую, чтобы не видеть происходящего, или наоборот открывал на те же минуты, убедиться, не пропустил ли чего интересного. В это утро, поднимать веки ему было стыдно. С одной стороны тренировочный график был уже давно выработан, и, казалось бы, организм должен был привыкнуть, но нет. То самое тонкое ускользающее ощущение, как при ударах мяча, так и сейчас только – неправильности происходящего. Хотя, пожалуй, это неверное сравнение, скорее привкус неправильности, как волос, оказавшийся в вашей еде, и скрежещущий на зубах, или, быть может, так в нём говорило похмелье. Его любимый отечественный автор писал, что скверная повесть всегда начинается с пьянки главного героя. Так что либо история Ника собиралась стать хуже некуда, либо не такой уж он и герой.
Вчера была знатная тусовка, много музыки, танцев, алкоголя и секса. Не в смысле, что напившиеся студенты устроили оргию на танцевальной площадке, нет, он витал в воздухе, словно аромат духов, пробивающийся сквозь палитру из пота, дыма и спиртного. Они прошли в финал, событие не рядовое, для университета с такой историей, но и не исключительное, хоть и безоговорочно приятное. Все хотели быть ими вчера, на это смотрела вся страна, ну или большая её часть, соперники хотели быть на их месте, журналисты хотели взять у них интервью, болельщицы просто хотели их. Прошлой ночью они были лучшими друзьями всех незнакомцев и желанными гостями в списках, где даже не было их фамилий. Но наступило утро, эндорфинное безумие прошло, оставив только пустые бутылки, чьи-то стринги на паркете и тошноту. Ник почти слышал, как его зовет ванная комната, леденящий шёпот холодной воды и успокаивающая белизна унитаза. Но привкус неправильности, стоял особняком от всех позывов и ощущений, он крутил живот, перемешивая рвотные позывы с местом, где ютится страх. И это было не естественно, для Ника. Он, конечно, не был рыцарем без страха и упрёка, но предстартовый мандраж остался где-то в далёком подростковом возрасте, вместе с прыщами и случайными эякуляциями. Сейчас он туго засел внизу живота, выталкивая наверх вчерашнюю пиццу и коктейли.
Нику еле удалось натянуть игровые шорты, бог весть, откуда взявшиеся под рукой и добежать до туалета. Можно было бы назвать его снайпером, за хороший дистанционный бросок, но желудку об этом, видимо, никто не сообщил, либо он сам не решил, куда метить в биде или классический толчок, но донести «не расплескав» у него не получилось: «Минус пять очков Гриффиндору», написали бы в интернет мемах услужливые папарацци. Вряд ли Ник об этом беспокоился. Свидетелем его конфуза мог мыть только сожитель по комнате конголезец Кевин, который заснул вчера на диване в холле, и его ещё надо будет забрать перед тренировкой, чтобы не нарвался на кого-нибудь из тренерского штаба, а всё остальное безмолвно уберет сервис-служба гостиницы, до их прихода с пред матчевой бросковой разминки.
Он вышел из ванной комнаты спустя минут десять, слегка умыв лицо и сполоснув рот, и взгляд сразу же наткнулся на красивое нижнее женское бельё, раскинувшееся у входа в спальную комнату. Оно именно раскинулось, не как покрывало, застелив собой предметы интерьера, нет, это были аккуратные и очень соблазнительные женские трусики, применительно к попке, которую они прикрывали просто, сорванные, вчера, в порыве пьяной страсти, они словно сами выбирали куда бы им прилечь, что бы на них сразу обратили внимание, в отличие от их «хозяйки», которая, видимо этого выбора была лишена или не в состоянии его сделать. И сразу стало понятно, почему «не дошёл» до номера Кевин, точнее не непонятно, а вспомнилось, и череда событий вчерашнего вечера выстроилась в последовательную цепочку. Потому что на кровати, зарывшись в облака из скомканных одеял, и его майке на голое тело, лежала Кира.
Она приехала вчера, с очередным автобусом болельщиков, точнее они приехали с ней, если вы понимаете разницу. Кира была сто процентным доказательством тесноты огромного мира, и неспособностью вывезти деревню из девушки, вывозя девушку из деревни, хотя в её случае, дурно повлиял как раз мегаполис. Но это абстрактное замечание никак не характеризующее её мировоззрение. Она была практически эталоном славянской красоты, наверняка, где-то в мире, и были девушки симпатичнее, но он таких до сих пор не встречал. Кира была абсолютно
Есть женщины дешёвки, да простят меня феминистки, есть стОящие и стоЯщие, ради одних ты готов раскошелиться, а из-за вторых – вынужден, есть те, кто знает себе цену, и те, кто этой цены не имел. На последних мы, как правило, женимся и счастливо страдаем, выплачивая брачный кредит, по немыслимым процентам, до конца своих дней. И это стоит каждой проведённой секунды с ТАКОЙ женщиной. К счастью или нет, Кира знала себе цену, и она была оправдана, хоть и непомерно высока.
Иногда, рядом с ней Ник чувствовал себя дорогим аксессуаром идеально подобранным под вечернее или выходное платье. Но это было лишь в те редкие дни, когда они выбирались за территорию кампуса, или в экзотических местах во время летнего отдыха. Потому что в любой другой день, именно Кира являлась венцом его превосходства. Когда он вечерами выходил из спортзала, после тяжёлой тренировки, и она встречала его у дверей, прохожие студенты и преподаватели, спешащие домой к семьям или в общежитие к друзьям – знали, кто он и кто рядом с ним, завидуя и желая оказаться на его месте. После матча, восторженные трибуны ещё скандировавшие имя жадно смотрели, как Кира выбегала к нему на площадку и Ник кружил ту в объятиях и страстном поцелуе. В этот момент несколько тысяч болельщиков и болельщиц проклинали и боготворили, восхищались и ненавидели, но не могли остаться равнодушными. Он любил славу и упивался ею. В такие минуты Ник не всегда или не до конца понимал, кто кого больше использует, и есть ли тут место реальным отношениям, или это просто взаимовыгодный трах на волне всеобщей популярности. Но ему точно нравилось обладание таким «трофеем», как награда за выигранный матч.
Ник смотрел на неё, снова и снова, ловя себя на мысли о тесноте мироздания. Они были настолько разные, слишком самовлюблённые, или скорее само-зацикленные, чтобы разглядеть друг друга в толпе, и уж тем более найти друг друга на другой стороне планеты. Как ни странно, но судьба словно сталкивала их вместе, пускай не лбами, но вскользь, словно навевая: «Оглянитесь, посмотрите по сторонам, вот же вы – совсем рядом!». Её отец был успешным бизнесменом, и владельцем одной из баскетбольных команд, что играла на родине Ника. Он тогда был мальчишкой не так давно, взявшим в руки мяч, но лидеров своего, местного чемпионата знал в лицо, и старался их игры не пропускать. Отец часто брал Киру с собой, и пускай куклы и побрякушки её, в то время, заботили больше баскетбольных мячей, что со временем не так уж и изменилось, но это была первая возможность, познакомится уже тогда. Но кто-то любил блестящие короны для принцесс, а кто-то – игру, может и хорошо, что некоторые вещи остались неизменными. Как водится, деньги в Кириной семье водились. Семья Ника тоже не бедствовала, но и к состоятельной элите не относилась. Поэтому запросы и желания у них были разные, хотя вкусы во многом совпадали уже тогда. Они пару раз пересеклись в Испании, куда Кира ездила отдыхать с родителями, а Ник в тренировочный лагерь, и потом в Чехии, где она была с подругами в туре по архитектурным памятникам истории, а он на международном турнире. Они даже не знали как часто и как близко они были друг с другом. Но самым ярким совпадением, конечно же, стал колледж. Какова вероятность из огромного множества вариантов по заграничному обучению выбрать не «Лигу Плюща» или европейские гранды типа: Оксфорда, Кембриджа или Сорбонны, а рядовой американский университет, пускай и славящийся своими баскетбольными успехами. Возможно, именно детские воспоминания и сыграли ключевую роль, где-то на подсознательном уровне. Она выбрала отделение журналистики и спецкурс спортивного менеджмента, для расширения кругозора, а Ник – историю, справедливо рассудив, что о спорте он и так знает достаточно, но вот про менеджмент надо бы послушать, ну, а дальше вы уже догадались. И только на бессчётных свиданиях, рассказывая друг другу обо всем и ни о чём, они, смеясь, замечали, как часто шли мимо, от казавшихся очевидными, тропинок судьбы. Только Ник прекрасно понимал, что не в судьбе дело. В современном мире слишком многое решал социальный статус. И круг твоего общения всегда ограничивался набором тех качеств, которые ты нёс сам. Богатые общались с себе подобными, умные держались в сторонке, бедняки молча завидовали. Дальше каждая каста делилась внутри себя на ряд таких же группок или подгрупп, куда добавлялось чуть больше характеристик: красивые и влиятельные, смешные и популярные, сильные и независимые. Кира была обеспечена и красива, Ник – умен, популярен, местами весел, и уж точно не урод. Что в совокупности, позволяло ему нивелировать разницу в банковском счёте, а ей давало возможность повысить своё влияние. Не то, чтобы Кира, любила получать отметки за красивые глаза, но грехом считала не пользоваться, такими данными. И если, принципиальных престарелых преподавательниц, не трогал вырез её декольте и длинна юбки, то против очарования парня, искренне сетующего за успеваемость подруги, было невозможно устоять. От этого их отношения не становились меркантильными, имея выгоду друг с друга они, помимо прочего, отлично имели друг друга. И этого было достаточно.
Он подошёл ближе к кровати, не зная, чего хотелось больше, сорвать с неё одеяло и остатки одежды, или всё тоже самое, но аккуратно и чувственно. Ник присел и наклонился ближе, то ли обнимая, то ли в попытке поцелуя. Ему всегда нравилось, как она пахла: дорогие средства для ухода за кожей и лучший парфюм, это было удовольствие, распылённое в воздухе. И в то же время он никогда не знал её настоящего запах, что скрывалось под всеми этими маслами, кремами, штукатуркой и ваннами из «Шанель №5». Нет, конечно, Ник видел Киру без макияжа, и считал, что так даже лучше, но девушку не просто в этом убедить. Он никогда не чувствовал, как она пахнет без примесей посторонних распылителей и «освежителей воздуха». Ник знал, что после тренировки, мягко говоря – не благоухал, но двухразовый душ превращал его в свежесобранное тропическое нечто на этикетке шампуня. И наверняка, под всем этим скрывалось, что-то ещё, ведь мама всегда говорила, что он пах по особенному для неё. Вот и в Кире Ник искал тот самый особенный для него аромат, и не находил, скорее всего это фишка только для родителей.